Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Джиакомо не был яростным противником Каморры; он даже признавал за нею политическое значение, но мне советовал быть подальше, так как к иностранцам у них вообще нет доверия, а я, так близко войдя в среду неаполитанских рыбаков, мог показаться им, если не опасным, то подозрительным. Всё это было досадно, так как мне хотелось ближе познакомиться с этой странной организацией, являющейся с одной стороны – народным судилищем и, к сожалению, с другой стороны, – обществом преступников высокого и малого калибра.

Как-то вечером я вышел на берег и сел в нашу лодку. Никакой определённой цели у меня не было, просто хотелось прокатиться. Взявшись за вёсла, я быстро отчалил от низкого берега и, напевая песни, огибал красивый мыс, на котором среди мирт, плюща и южного вереска белеют руины виллы Позилиппо. Я видел, как в другую лодку садились рыбаки, как и я, отдыхавшие в прохладе залива. Было совсем темно; когда я обогнул мыс, вдали показались огоньки скалистого острова Низида с его огромным и мрачным острогом. Я медленно подвигался вперёд, имея справа замирающие огоньки прибрежных вилл. Вдруг резкая тёмная полоска перерезала мне путь, и рядом со мной, слева вырисовалась лодка.

– Стой! – раздался крик. Я остановился. – Кто ты! Куда едешь?

– Рыбак Грегорио из Мареккиано. Иностранец. Выехал прогуляться по заливу.

– Эй, брат, не представляйся! Ты знаешь, что находишься в запрещённой полосе. Говори правду, зачем ты ехал к острогу? Покажи бумаги!..

Я вынул паспорт, показал его и удивлённо спросил:

– Но, позвольте, ведь это путь на Баньоли, и я нахожусь не далее тысячи метров от берега. Это не может быть запрещённой полосой.

– Ошибаетесь, – переходя на «вы», возразил мне человек с чёрной бородкой, одетый в военную форму, – но вы иностранец, и потому дадите отчёт о своих действиях военному начальству. Попрошу вас подчиниться моим требованиям. При вас имеется оружие?..

– Если только можно считать мой походный нож таковым! – И я вынул свой горный нож, острый, как кинжал, да ещё притом свежеотточенный.

– Достаточно! – воскликнул офицер, – Вы арестованы! Будьте добры пересесть в мою лодку!

Я последовал приказу; мою лодку привязали сзади, и мы поехали. Сердце у меня стучало, что-то захлёстывало внутри, и я чувствовал, что поплачусь жестоко. Я решил разговориться с конвоиром, предложил ему хорошую ароматную папиросу. Он с удовольствием её принял и поблагодарил. Затем я рассказал ему, кто я; между прочим, указал, что я певец и что хотя здесь недавно, но меня знает весь западный Неаполь и могут поручиться за мою благонадёжность.

– Так вот вы кто! – удивленно воскликнул конвоир. – Мне очень жаль. Мне совсем не хотелось бы доставлять вам такой неприятности, как обвинение со стороны военного ведомства! – Мы замолчали.

– Слушайте, молодой человек, – вдруг тихо сказал конвоир, – я имею возможность освободить вас. Но при условии, что вы никогда никому не обмолвитесь о вашей поездке и встрече с нами. Согласны?..

– Конечно, да! – радостно ответил я.

– Но помните! Никому, никогда… В противном случае вы подвергнетесь жестокому наказанию.

– Нет, будьте спокойны!

– Ну, а чтобы нам лучше сговориться, подпишитесь под этим листком. И я буду спокоен!

Чиркнув восковою спичкой, он осветил листок, на котором, под его диктовку, я написал несколько слов, даже не задумываясь над их значением:

«Сим я подтверждаю, что по добровольному соглашению с Capintrino Alessio – я обязался исполнять всё, что он потребует».

– Теперь подпишитесь!

– Но, позвольте! я обещался, что никому ничего не скажу о нашей встрече. А теперь вы уже хотите, чтобы я исполнял всё, что вы потребуете!

– Милый мой! Вы в пятидесяти метрах от острова. Еще несколько взмахов вёсел, и мы уже не сможем освободить вас. Вы согласны на мои условия? Поверьте, я не желаю вам худа!

– Да! Я согласен! – ответил я, и рискнул подписаться. Когда всё было сделано, капитан отдал тихий приказ, и мы повернули вправо.

После четверти часа езды в странном, неловком молчании, – мы подъехали к берегу. Я был поражён такой быстротой, и только теперь в мою душу закралось какое-то подозрение. До сих пор за спиной капитана я не мог рассмотреть направления; теперь, взглянув на берег, я сразу распознал, что мы находимся в двух шагах от виллы Позилиппо, т. е. почти у себя.

Мне страшно хотелось рассмотреть лица моих провожатых; – неожиданно закурив, я стал долго возиться со спичкой, и не безрезультатно. В гребце я почти тотчас же узнал виноградаря Марко с виллы Тальвер.

И сразу я почувствовал, что нахожусь в плену у людей, гораздо более опасных, чем военное ведомство.

– Капитан! – вдруг воскликнул я, когда получил от него обратно бумаги и нож. – Я протестую против насилия надо мной. Подписанная мною бумажка – это западня. Я хочу знать, кто через вас намерен распоряжаться мною? Кому понадобилась моя помощь?

– Каморре! – односложно ответил Алессио и, предложив мне пересесть в мою лодку, спокойно прибавил: – К вашему сведению должен прибавить, что завтра в три часа дня я буду ждать вас около «Чёртова Дома». Подчиняйтесь! Вашей подписью вы себя причислили к нашему обществу, которое всегда сумеет охранить вас от ваших врагов, и всегда сумеет отомстить вам, если вы окажетесь в числе его врагов. До завтра. Я жду вас!..

Лодка отъехала и скрылась в темноте. Сильным взмахом вёсел я направил свой баркас к дому. Наши уже готовились ко сну. И я, наскоро поужинав, лёг спать…

Вот как просто и неожиданно беспечная судьба превратила меня в «каморриста».

На следующий день, в три часа, я подошёл к трёхэтажным развалинам на берегу залива, к так называемому «Дому Духов» или, как его наименовали рыбаки – «Чёртову Дому».

Ждать капитана пришлось недолго. Из-за угла показалась его высокая фигура. С судорожно сжатыми губами и острыми глазами, он разглядывал меня в упор и, поздоровавшись, пригласил меня сесть на камне возле него.

– Слушайте, друг мой! Я доложил capintesta 21 21 Capintesta – один из главарей Каморры. Capintrino – испорченное capitano – начальник какого-нибудь отдела или квартала. о вас и о том, кто вы. В силу ваших знакомств и связей, вам не предложат ни одного дела, опасного для вашего имени и положения. Но в данный момент вы нам нужны, и мы, пользуясь случаем, который забросил вас к нам, – требуем вашего повиновения!..

– Если это не убийство и не грабёж, то я подчиняюсь!..

Каморрист улыбнулся.

– Caro mio, вы не итальянец, но вы должны бы присмотреться к жизни окружающих вас честных людей, – и тогда вы сознаетесь в своем недомыслии. Скажите мне, товарищ, признаёте ли вы кровавую самозащиту?..

– О да, конечно!

– Но ведь это убийство! – спокойно заметил каморрист, вынимая тонкую, длинную сигару и протягивая её мне.