Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

И тут произошла самая интересная для меня картина. После того, как саквояж закрыли подобранным ключом, – старик пошарил рукой за умывальным столиком в углу, и вдруг вся стенка, отделяющая нас от соседнего номера, плавно опустилась вниз. Мы оставались на местах. Старик сам взял саквояж и поставил его на место, передав нам подложный. Затем он осторожно подошел к спящему и прислушался к его дыханию. Потом, расстегнув на купце жилет и вынув из внутреннего кармана толстый, туго набитый конверт, он подозвал меня и передал пакет. В нём были самые разнообразные ассигнации – русские, австрийские и итальянские, все очень крупные; затем чековая книжка на предъявителя от банка «Хольм и Кº», потом письма и прочие неважные для нас документы. Деньги были взяты нами почти что все, за исключением верхних пяти сторублёвок, которые, будучи русскими – не имели себе подобных под рукою. Остальные же были подменены фальшивыми кредитками, которых в Италии очень много. Труднее было заменить чековую книжку. Тем не менее, её взяли; вложив подложный пакет, старик достал из пиджака купца паспорт, застегнул жилет, – и, выйдя к нам, восстановил перегородку.

В два часа дня получился от друзей ответ из Вены, где сообщали, что русский коммерсант М. получил из Неаполя телеграмму.

Мы вышли в гостиную, куда к вечеру собрались в значительном количестве мужчины и женщины.

В то же время от имени купца П. была послана депеша в Неаполитанское отделение банка «Хольм и Кº» о немедленном и срочном переводе всей вложенной туда суммы на банк «Венета».

Пока готовились дела, мы сидели в гостиной и обедали, уже, конечно, без грима, в своём естественном виде.

И вот, собственно говоря, единственный день и вечер, когда я сам был каморристом и когда я прочувствовал настоящую жизнь этих романтических бандитов.

Когда все, кого ожидали, собрались, нас в комнате находилось пятнадцать человек, из которых шесть были женщины. Представив меня как нового товарища, с помощью которого обделано сегодняшнее дельце, старик объявил, что у купца пока взято различными ассигнациями наличных около 12.000 франков и есть надежда, что завтра получится еще 20.000 по чекам в банке «Венето». А потому расчёт будет таков: какая бы сумма в конечном счете ни была получена, 60 процентов получает касса, а 40 процентов непосредственные участники.

– Ты, Сальваторе, позаботься о том, чтобы твой гость проспал ещё до завтрашнего вечера, после чего он получит немедленно приглашение в Милан… А теперь, господа, будем веселиться и обдумаем дело с зеркалами. Кто предлагает? Ты, Маттео? Говори! – И старик сел в мягкое кресло.

Поднялся красивый смуглый человек лет сорока, и долго подробно объяснял предприятие, которое казалось ему весьма выгодным. Все внимательно слушали. Потом выяснили состав участников. Из здесь присутствующих были намечены семь человек, без участия неаполитанской группы. Когда началось рассмотрение деталей, кружок неучаствующих отделился, и у нас полилась своя беседа.

Я стал присматриваться. Какие интересные лица! Одно любопытнее другого! Сейчас возле меня, кроме наших неаполитанцев, были ещё четверо, из них трое женщин. Какие женщины! У одной – сверкающие глаза, мужской резкий смех и тонкая, совершенно аристократическая фигура. Её зовут Флоретта. Мы быстро разговорились с ней и с её подругой – полуиспанкой Ниной, жгучей брюнеткой с усталыми глазами, полной высокой грудью и длинным рубцом около уха.

Мы весело болтали, сменяя одну бутылку другой. Рассказывали они о своих «работах», вспоминали самые ужасные кровавые истории.

– А помнишь, Нина? – вдруг воскликнула третья женщина, седая, хоть и нестарая «Тихоня» (как её называли) – действительно, сидевшая неподвижно и одиноко за бутылкой, прислушиваясь то к одним, то к другим. – А помнишь, как тебя хватил Коррадо по щеке? Почему ты не расскажешь этого молоденькому форестьеру 24 24 Иностранцу. ? Ему пригодится на всякий случай…

Я заметил, что лица Флоретты и Нины грозно нахмурились. Но они не ответили ни слова. Только юноша, который сидел возле них, ударил кулаком по столу, и крикнул:

– Тихоня! Замолчи! Я убил Коррадо и убью всякого, кто дотронется до Нины!..

– Не убьёшь! – протянула спокойно Нина. – Не убьёшь. Только хвастаешь. Теперь я и сама тебе спуску не дам! – Вдруг она вскочила. – Ты надоел мне, слышишь! Я хочу драться с тобой! Выходи!

И, вытащив из-за пояса нож, она стала в позу. Ужас пронизал меня при мысли, что сейчас эта прекрасная женщина свалится под ударом взбешённого отвергнутого любовника. Я ждал, что все встанут между ними и не допустят драки. Но никто даже не откликнулся. Одна группа была занята советом, другая – наша – спокойно ждала результатов. Я схватил руку Флоретты и почти простонал:

– Слушай! Да ведь он же убьёт её!

– Он? – улыбнулась красавица. – Глупый ты! Разве не видишь, что он, хоть и беснуется, но уже дрожит, как побитая собака. Они и трёх раз не встретятся, как он уже будет кончен!

В это время они бросились друг на друга, а я опустил голову на стол, зажмурил глаза и зажал уши, чтобы ничего не знать. До меня доносились заглушённые стуки и крики, пока, наконец, чья-то рука обняла мою шею. Я вздрогнул и решил открыть глаза… Надо мной стояла Нина и говорила:

– Да что с тобою, мальчик?

– Господи! – крикнул я, – ты жива! Клянусь, если бы он убил тебя, я уложил бы его на месте!

Но как странно!.. Юноша был жив, хотя и с разрезанной щекой, из которой ручьём лилась кровь. Что же случилось? Ведь говорят, что каморристы дерутся до конца?.. Оказалось, что произошёл редкий случай: во время борьбы юноша уронил свой нож. И, не желая воспользоваться своим преимуществом, Нина не нанесла ему смертельного удара, а только ранила… Юноша услышал мой возглас и, обернувшись ко мне, яростно крикнул:

– Ты уложил бы меня? Ты, заморская собака?! Да я тебя…

Но капитан Алессио встал, грузно положил руку на его плечо и глухо сказал:

– С этим мальчиком я дрался, и я получил удар. Понимаешь? Так молчи!

Обе женщины обернулись ко мне и потянули к столу.

– О, значит, ты ловкий… А я думала, что ты никогда крови не видал, если так испугался!

– Я испугался не самой крови, а того, что именно твоя кровь прольётся!

– Эй, смотри, не влюбись в Нину! – усмехнулась Тихоня. – У неё глаз дурной…

– Молчи, старуха! – вся в огне, вскочила Нина. – У меня он дурной только для тебя!

К этому времени заседание кончилось, и вся их группа присоединилась к нам. Как только подошёл старик, все успокоились и почтительно пригласили его к столу. Но он отказался и, подойдя ко мне, сказал с тихой улыбкой:

– Ну, что, Ляргонаре? Ты, кажется, изменяешь своей Мелитте?