Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

– Но…

– А не хотите с Богом, так отправляйтесь к чёрту!

– Господин Паганини!

– Баста!

– Когда-нибудь вы пожалеете об этом!

– Вон!

Паганини в восторге. Уже 20 концертов прошло с необычайным успехом. Золото лилось в его карман как бы магическим потоком… И вдруг…

<���Скрипка «Ля клонетт» вдруг обрывается>

– Антония, завтра мы едем в Прагу. Мне нужно полечиться. У меня в нижней челюсти творится что-то неладное.

– Лечиться? Ехать лечиться сейчас, когда ты можешь остаться здесь и дать ещё ряд концертов и заработать десятки тысяч.

– Антония, если у меня разболится челюсть, то я совсем не смогу играть.

– Несчастная я женщина. Не успели трёх месяцев посидеть в одном городе, уже надо опять скакать куда-то дальше. И куда? И зачем? И потом я должна тебе сказать, что ты должен выпускать меня как певицу в каждом твоём концерте, а не только в некоторых.

– Но что же делать, Антония, если не все организации приглашают нас вместе.

– Ты должен требовать моего участия.

– Ха-ха… А что, если благодаря такому требованию станут уменьшаться приглашения..?

– Дурак! Сын дьявола! Вот эту проклятую скрипку я разобью сейчас…

– Стой, стой, безумная… Мой Гварнери, мой Гварнери. Помогите, помогите мне…

<���Шум голосов, крики, спор>

– Эка ведьма!

– Да я бы выгнал её из дому.

– Ещё бы. Еще минута и от скрипки одни осколки остались бы.

– Ведьма…

<���Вальс Штрауса>

– Ах, дорогой маэстро, вы простите меня, но право, мне даже как то страшно. Вместо того, чтобы всецело отдаваться искусству, вы принуждаемы лично вести переговоры с городами, театрами, лицами… Кстати, когда вчера докладывали королю о ваших условиях играть во дворце за 25 тысяч франков, его величество нашел эту сумму несколько большой и предлагает вам половину.

– Так вы скажите королю Георгу, что его величество может услышать меня гораздо дешевле, если пожелает присутствовать на моем концерте в театре. Я не хочу, чтобы со мной торговались… А ваша мысль о том, чтобы кто-нибудь другой за меня возился бы с переговорами – мысль трезвая, но кажется нигде не принятая.

– Вряд ли это должно вас останавливать, мистер Паганини. Я берусь взять на себя весь этот труд. Рискните. Ну, хотя бы на три месяца вашего путешествия по Англии и Бельгии.

– Мистер Ватсон. Я с вами согласен. И отдаю себя вам.

<���Скрипка>

– Но ведь это же неслыханно. Великий артист продаёт свой талант и какой-то жалкий бездарный человек развозит его, как зверя в клетке и наживается на нём, как самый наглый торгаш.

– Мало этого. Я слыхал, что дочь этого торгаша влюблена в маэстро и того и гляди окрутит его.

– Друзья мои… Да вы совсем отстали… Смотрите газету – вот последние новости. Это ведь прямо позор и стыд. Читайте. Мистер Ватсон публично обвиняет Паганини в том, что тот увёз его дочку в Италию…

– Да не может быть!?

– Да. Отец нагнал их в Болонье и потребовал чуть ли не женитьбы, а маэстро доказал, что девица сама поехала с ним, когда его контракт с Ватсоном окончился…

– Странный, странный человек. Великий мастер, каждый шаг которого это эксцентричный скачок от проявления гениальности до проявления глупого чванства и бесшабашности…

– И от бесшабашности до исключительного благородства…

<���Оркестр играет Берлиоза «Гарольд в Италии»>

– Ну, иди, иди, мой мальчик. Господин Берлиоз, позвольте вам представить моего сына Ахилла. Ему уже 12 лет. И мы вчера вместе слушали вашего «Гарольда в Италии». Это совершенно удивительная, потрясающая вещь. Я восхищён, я чувствую, что перед вами грандиознейший путь.

– Маэстро Паганини, вы право, преувеличиваете… Я глубоко тронут вашим вниманием. Оно мне особенно дорого и ценно после провала моей оперы «Челлини»…

– Это всё пустяки… И вот, что я скажу вам, мой друг. Бетховен умер и только Берлиоз смог его оживить. Примите же от меня в знак искреннего восхищения этот чек, который даст вам возможность работать для себя, по своему вкусу, не завися от критиков и директоров театра…

– Но… позвольте, маэстро, ведь это же чек на 20 тысяч. Это подарок Креза.

– Моё здоровье плохо… И я спешу помочь тем, кто идёт своим путём, а не чужими дорогами. Я сам делал то же самое. И считаю, что если за мной есть заслуга, то это прямая линия, взятая мною в искусстве. Я вижу, что ваше мужество и гениальность готовы, может быть, разбиться в тяжёлой борьбе с завистливой посредственностью и безразличным невежеством. Для нас же с Ахиллом это самая большая радость. Не правда ли, сынок?

– Да, господин Берлиоз, мой отец очень ценит вас, а денег у нас очень много. Папа говорит, что когда он умрёт, то оставит мне миллионы.

– Спасибо, мальчик, спасибо вам, маэстро… Будем надеяться, что смерть не так скоро придёт к такому благородному и чудесному музыканту как вы…

<���Скрипка. Отрывок из Бетховена вдруг обрывается>

– Что с тобой, отец?

– Мне нехорошо, мой мальчик… У меня такая боль в глотке… Мне очень трудно говорить… И это так ужасно, что я чуть ли не год как не выступаю перед публикой… Мне это очень тяжело, но врачи предписывают полный покой…

– Вот, видишь, отец, а ты все время волнуешься.

– Я волнуюсь от того, что я своевременно не записал всего, что касается особенностей моей игры, а сейчас вокруг меня нет никого, к кому бы я мог передать свой «секрет»… Смешные люди, болтуны… Здесь не «секрет», здесь только знание всех особенностей собственного организма… Мне трудно говорить… Дай мне скрипку… Я хочу еще раз попробовать из Бетховена.

<���Отрывок из того же концерта обрывается.

27 мая 1840 года Паганини умер в Ницце>

– Господин епископ. Я сын скрипача Никколо Паганини. Он умер вчера, и я прошу вашего разрешения предать прах моего отца погребению в родной земле. Я хочу перевезти его тело в Геную.

– Ваш отец не может быть предан церковному погребению. Он даже на смертном одре отказался от помощи церкви, и из всех своих миллионов не оставил церкви ни одного франка. Вот до чего довели его сношения с нечистой силой, помогавшей ему так играть на скрипке.

Стук гвоздей, заколачивающих гроб.

Вот уже три года забальзамированное тело Паганини находится в гробу со стеклянной крышкой. Гроб стоит непогребённым в лазарете Виллафранка, близ Ниццы. Под стеклом бледное, худое, измученное лицо и длинные, тонкие, словно высохшие руки…

Губернатор князь Чессоло – большой поклонник Паганини – ничего не может сделать, так как бороться с папскими прелатами ему не под силу. Официально он не может идти против них.