Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

Нотную библиотеку в радиокомитете он организовал сам. Из своего же собрания. По-видимому, у нас в доме была такая традиция. Мама из дома всё тащила на работу, и папа всё тащил из дома на работу. Сначала он все старые экземпляры отправил туда, а потом стал покупать всё в двух экземплярах: один себе, другой – туда. Насколько я понимаю, радиокомитет за это ему никаких денег не платил. Я никогда этим не интересовалась, поскольку это были его дело и его жизнь. Из работ, которые, к сожалению, были уже совсем-совсем сделаны, но так и не вышли, я помню очень интересную работу по собиранию мелодий к песням Беранже. Дело в том, что Беранже пел свои песни на самые модные мотивы, которые были при его жизни. В те годы, я знаю, папа работал над таким новым собранием. Это должна была быть новинка, которую он вот-вот должен был отнести в издательство. А тут случилась беда – арест. И куда всё это делось, и кто стал заворачивать селёдки в эту его работу – этого я уже не знаю.

Театр вошёл в мою жизнь через марионеток, которые делал мне папа и показывал их мне и всем моим сверстникам с нашего лестничного пролёта. Дворовые мальчишки редко к нам заходили, но в этом случае они собирались все. Странно, что мне гораздо интереснее было смотреть не на то, что происходит на сцене, а как папа руками шевелит, а они все ручками и ножками двигают. Техника меня интересовала гораздо больше.

Кроме того, дома я о театре слышала бесконечно, о разных спектаклях. Привыкла к театральным фамилиям, о которых шёл разговор. Мама перешивала какие-то костюмы, папа сидел в гриме в разных ролях. Однажды он меня очень напугал, потому что пришёл домой абсолютно лысый, в какой-то генеральской форме. Страшно – чужой человек, а глаза папины. Я тогда разревелась, и родители с величайшим трудом меня успокоили.

На сцене я папу по-настоящему видела один раз. Это было уже незадолго до его конца. По-моему, это где-то в начале 1937 года в Ленинградском театре Радлова 118 118 Радлов Сергей Эрнестович (1892–1958) – режиссёр, создатель многих экспериментальных постановок. В Ленинграде ставил спектакли в различных театрах. Возглавлял так называемый «Молодой театр» (одно время назывался Театром-студией под руководством С. Э. Радлова), где, вероятно, и был поставлен упоминаемый спектакль. Впоследствии на базе этого театра был создан Театр имени Ленсовета. . Был спектакль Гольдони «Слуга двух господ». Папа был приглашён туда как консультант. И, чтобы доставить ему удовольствие, как я понимаю, Радлов ввёл совершенно необязательную интермедию во время чистой перемены. Выходили трое певцов и исполняли итальянские песни.

А в день премьеры, утром, мы проснулись от папиного хрипа. И когда пришли в его комнату, он лежал с кровавой пеной у рта. По-видимому, это было нечто близкое инсульту. Был страшный переполох, вызвали «скорую». Врачи долго с ним возились. Как потом папа рассказал, они не ожидали, что смогут вернуть его к жизни.

Вечером премьера спектакля. А папа – театральный человек. И хотя его роль крошечная, сорвать премьеру он не мог. Ему хоть из гроба встань, а иди. Мама его, конечно, отговаривала. Но он всё же настоял на своём. Мы с мамой поехали с ним. Я не скажу, что он пел плохо, но всё-таки не так, как мог. Мы с мамой его пения практически не слышали. Сидели и думали: «Только бы не упал, только бы допел до конца». Это вот единственный и последний раз, когда я видела его на сцене. В концертах я его видела, он много раз выступал.

И книги… Я выросла среди его книг. Если вы меня спросите, какие были в папиной комнате обои, то я вам не скажу, потому что они были закрыты книгами от пола до потолка. Мои библиотечные сотрудники говорят: «Как не надоело тебе жить среди стеллажей? Вот потому у тебя и астма. Как и чем ты дышишь?» Я говорю: «Вы поймите, что книжная пыль у меня в крови, я с ней родилась, мне она не вредна».

Книг было очень много, они были расставлены по странам, а внутри в алфавитном порядке. Поэтому детские сказки, научные труды, бульварная литература и прочее находилось вместе, если это было у одного автора.

Да, папина обязанность была покупать книги. Я всегда помню – папа с получки идет с рюкзаком и в нём книги. Я считала, что это обязанность всех пап. Надо мной страшно смеялись, когда мне было 8 или 9 лет – я пришла к подружке и она радостно сказала: «Знаешь, у папы сегодня получка!», я говорю: «Он принесёт книги?» «Нет», – сказала она. «А что, папа не приносит с получки книги?» Она говорит, что нет. «А зачем тогда папа?» – спросила я. Они долго надо мной смеялись. А я вполне серьёзно считала, что это просто обязанность всех пап приносить в дом книги, не что-нибудь другое, а именно книги. Он привил мне любовь к книгам настолько, что когда меня спрашивают: «Как и когда Вы стали библиотечным работником?» – я говорю: «В три с половиной года, когда впервые мне папа дал печать, и на первой, пятнадцатой (раньше была пятнадцатая, а теперь семнадцатая) страницах ставила эти печати, а в пять лет я уже совершенно свободно читала».

Папа руководил моим чтением. Маленькой я всегда спрашивала, что мне читать, позже тоже спрашивала, но уже читала и без разрешения. Папа говорил: «Да бери, читай». А если он говорил: «Это тебе рано», то читала, когда его не было. Был какой-то инстинкт, я стремилась прочитать как можно больше и читала без какой-либо системы. Тем, что я прочла тогда, я живу всю жизнь.

Во мне соединились и папины, и мамины интересы: папина любовь к искусству и мамина специальность экскурсовода по этнографии. Мой «детский сад» – это музей этнографии в Ленинграде, где работала мама 119 119 Жена Г. Ф. Гнесина – Гнесина (ур. Руднева) Мария Владимировна (1888– 1942) была сотрудником одновременно двух этнографических музеев в Ленинграде: Музея антропологии и этнографии (в здании бывшей Кунсткамеры) и Государственного музея этнографии (народов СССР). . Меня она отдавала в фонд на «хранение», мне там выдавали безномерные игрушки, и я ими играла. А иногда папа брал меня с собой куда-то, и я по его работам путешествовала. Папа меня разумно водил по Эрмитажу. Некоторые думают, что Эрмитаж можно обежать. Но это без толку. А папа сначала мне покупал разные детские книжки, подходящие для моего возраста (например, о Египте – египетские сказки, легенды), а потом ходил со мной в Египетский зал. Это уже было осмысленное хождение. Появлялось очень приятное чувство узнавания. Точно так же было в отношении Греции – мифы греческие, я читала сама более лёгкие переложения Илиады (полное мне в возрасте семи лет было не одолеть), Илиаду пересказывала мама. Я видела много греческих скульптур, знала авторов, все это было на глазах. А потом мы шли в Греческий зал, там мне было уже всё знакомо. Так было с Римом и со Средневековьем. Папа доставал всякие книжки со средневековыми легендами. Вот так и шло моё постепенное образование.