Григорий Гнесин - Воспоминания бродячего певца. Литературное наследие

У меня была напарница – нянина дочка. Она появилась, когда мне было шесть лет, и мои родители сделали очень разумно, что сблизили нас. Без неё, я знаю, из меня получился бы баловень. Я была поздний ребенок, единственный, болезненный, но вот появилась девочка, моя ровесница, волею судьбы тоже Евгения. Она была названа так в память того же человека – маминой сестры. И обе мы были Григорьевны. Нас разделяли во дворе по масти – Женя чёрненькая и Женя беленькая. Она была блондинка, а сейчас мы обе беленькие.

Воспитывали нас абсолютно одинаково. Мы ходили к одной преподавательнице музыки, мы вместе занимались французским языком, вместе пошли в школу. Нас одинаково одевали – были две одинаковые девочки. Я была лентяйка, на уроках в школе читала книжки, о чём говорилось – я всё пропускала, а она была добросовестной, училась на пятёрки, а я – на двойки. Поэтому в театр её папа водил гораздо чаще, чем меня. А меня оставлял и говорил: «Сиди, занимайся!» Я сначала ревела, а потом, когда все уходили, брала книжку и устраивалась читать. Ну что делать, я не в пример всему семейству Гнесиных. Они были примерные, а я – лентяйка. А когда я была не лентяйкой – запоминала всё, о чем папа мне рассказывал.

Вообще он с нами, со мной и няниной дочкой, очень много ходил по музеям. Она до сих пор вспоминает: «А помнишь, как мы с дядей Гришей ходили туда-то, ходили сюда?» Он был свободнее мамы. Работу обычно кончал в пять часов. Все пригороды Ленинграда – Петергоф, Детское село – всё исхожено с папой. Он всё нам показывал, рассказывал, так что то, что я получила в детстве, это сохранилось надолго.

Дома у нас было так: няня занималась хозяйством – готовила, покупала продукты. Её резиденцией, конечно, была кухня. Мы все её слушались, когда приходили обедать. Мама работала на двух работах, я её видела вообще мало. Папа приходил, как правило, в пять часов. Если я была больна, то около меня всегда сидел папа – то читает мне, то что-то рассказывает. Рассказывал папа великолепно.

В свое время, в 1905 году, когда студенты Петербургской консерватории решили не пускать некоторых преподавателей в аудитории, сорвать занятия, то вспомнили, что у Михаила Фабиановича брат Григорий учился в Технологическом институте. Он организовал в консерватории химическую завесу 120 120 Об этом подробно см.: Документы и статьи о революционном движении в Петербургской консерватории в 1905 году // Гнесин М. Ф. Мысли и воспоминания о Н. А. Римском-Корсакове. М., 1956. С. 299–330. . Ну, Михаил Фабианович из этого дела как-то выскочил, а папу вскоре выслали из Петербурга, вначале в Вологодскую губернию, а потом в Финляндию. А в Финляндии он познакомился с компанией К. И. Чуковского.

Есть такая книжка – «Чукоккола» 121 121 «Чукоккала»: Литературный альманах К. И. Чуковского. 1-е изд.: М., 1979. С. 39–41, 104–105. Посл. изд.: М.: Русский путь, 2008. С. 40–41, 114. . В ней Маяковским нарисован портрет папы, и есть папино стихотворение, посвящённое Евреинову 122 122 Евреинов Николай Николаевич (1879–1953) – писатель, режиссёр, один из руководителей театра «Кривое зеркало» и кабаре «Бродячая собака». В 1921 году эмигрировал. Ныне его книги вновь издаются. . Действительно, в детстве я эту фамилию часто слышала. Папа очень любил Евреинова. (Впоследствии почти все книги Евреинова долгое время были только в так называемом служебном фонде. Как хорошо, что я успела прочесть их в свои 16 лет!)

Теперь о папиных песенках. Это те песни, которые мне пелись, когда мне было два-три года.

Вот это одна песенка. Вторая несколько иная:

Вот такие песенки папа мне пел. Потом другие песенки были: «Детки в клетке», «Дом, который построил Джек», их много было, всяких песенок, они и по радио передавались. Конечно, я знала не только их, но весь папин репертуар наизусть. Не понимая итальянского языка, я пела все эти песни. Честно говоря, когда-то лет в 15 я была уверена – папа поёт, и я буду петь, чем ещё я буду заниматься? Уж, конечно не педагогической работой, как мама! Но получилось так, что 20 лет занимаюсь именно ею. А из пения ничего не вышло.

Папа тоже преподавал, только преподавал историю музыкальной культуры. Я помню, как-то раз он взял меня на свою лекцию. Это было так интересно, что я в какой-то момент забыла, что это папа, что это лекция… сидела, раскрыв рот.

Еще у него была большая работа по переводу Страстей Баха. Это когда приезжал Штидри. Волнений по этому поводу было очень много, так как работа была очень серьёзная, ответственная. Музыкальный перевод отличается от обычного перевода тем, что смысловые ударения в тексте и в музыке должны совпадать. Но на разных языках ударения разные. И сохранить ритм текста и правильный музыкальный смысловой акцент – это очень сложно.

У папы был такой опыт с неаполитанскими песнями. Он пел их на всех итальянских диалектах, а их много. Ему это ничего не стоило, так как он совершенно свободно говорил на всех диалектах. Ему помогал музыкальный слух. Он очень быстро осваивал речь и язык и совершенно свободно изъяснялся на них. Правда, когда он пытался учить кого-то итальянскому языку, ему это было трудно, так как он не знал итальянской грамматики. Он свободно разговаривал, но этого мало. Все мы говорим по-русски, но преподавать грамматику вряд ли кто возьмётся. Мне всегда было интересно, когда он дома пел одну и ту же песню так, как она поётся на севере Италии, на Юге, в Сицилии.

Моя двоюродная сестра рассказывала мне такую историю. Она поехала куда-то на Кавказ: «Там собралась молодёжь, и вдруг все куда-то побежали и увлекли меня: «Идём, идём скорее!», а по дороге мне объясняют: «Тут есть один интересный человек, мы любим вечером собираться в салоне и слушать его. Знаешь, когда он приехал, мы были недовольны. Мы собирались идти в горы, и с нами, с молодёжью, пошел какой-то старик. Ну, думаем, теперь будет волочиться сзади, отставать. И действительно – мы бодро идём, а он волочится в конце и говорит нам: «Вы идите, идите, меня не ждите, я эту дорогу знаю». Мы шли быстро. Не привыкшие ходить по горам, скоро стали уставать. Потом мы все выбились из сил, а он всё идёт и идёт ровным, спокойным шагом. И оказалось, что именно он-то и умеет ходить по горам». Потом учил и их этому. Водил их повсюду за собой». Сестра была несказанно удивлена, когда «стариком» оказался дядя Гриша: «Я дома никогда его таким не видела!» – говорила она.