Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Политическая аналитика Мура, как уже не раз мог убедиться читатель, была неглупой и дальновидной. Случалось, он ошибался с прогнозами, но ведь и политологи, журналисты, дипломаты ошибаются не многим реже. С течением времени интерес Мура к политике не пропал. Ради пятнадцатилетнего Мура Цветаева, как мы помним, ходила за газетой на станцию. Девятнадцатилетний Мур с огорчением пишет с фронта: “…газет читать не успеваю; это стало лакомым блюдом”. 1189Однополчанам Георгий рассказывал о международном положении, просвещал их.

Даже в голодные ташкентские месяцы рядом с записями о поисках еды Мур фиксирует и оценивает события международной жизни.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 7 июня 1943 года:

Позавчера продал шубу, что мне позволило купить 1 кг картошки, 100 г масла, два пучка лука, 2 булочки, 10 бубликов, два стакана кислого молока и стакан сахара. <���…> В Аргентине произошло военное восстание; президент Кастильо свергнут, восставшие захватили власть. Аргентина поддерживала связь с державами оси. Теперь же ее профашистский курс радикально изменится, и восстание, бесспорно, финансировано и подготовлено американцами.

10 июня 1943 года: …Поел в детстоловой и получил в детмаге 200 г хлопкового масла, которое продал за 50 р. и пучок лука, что позволило мне купить четыре бублика и съесть пончик за 10 р. <���…> Состав Французского комитета национального освобождения замечательно бесцветен: ни одного заметного политического деятеля. <���…> То, что де Голль и Жиро объединились, – великое дело, которое ускорит победу и восстановление Франции (по крайней мере, я так надеюсь). А голодно продолжает быть по-прежнему. На базаре продают американские консервы: 170 рублей. Нет, уж лучше бублики! <���…> Вообще хочется есть, очень хочется.

Георгий вполне мог бы стать журналистом-международником, как Муля Гуревич. Почему бы и нет? Или даже выше – пробиться в касту дипломатов. Впрочем, он трезво оценивал свои силы: “…я не особенно надеюсь поступить в дипломатический институт <���…>, потому что, вероятно, надо быть членом «Комсомола» и иметь «отлично» по всем предметам, чтобы туда поступить”. 1190Речь не о МГИМО, которого еще не было, а о Высшей дипломатической школе при Наркомате иностранных дел [179] Сейчас – Дипломатическая академия МИД РФ. . Вот только был ли шанс у Мура поступить в столь элитарное учебное заведение? Сын белоэмигрантов, отец и сестра арестованы по 58-й статье – хуже некуда.

В сентябре 1943-го в МГУ открыли набор на только что созданный факультет международных отношений. Год спустя именно его преобразуют в Московский государственный институт международных отношений – знаменитый МГИМО, один из самых престижных, самых элитарных вузов Советского Союза. В сентябре у Мура как будто был шанс поступить. Набирали 200 студентов. Вступительные экзамены – по предметам, которые Мур знал хорошо: история, иностранный язык, русский и литература. Еще география, правда, но ее было нетрудно подтянуть. Занятия начнутся только с 1 ноября. Но Мур понимал, что на таком факультете обратят внимание не только на результаты экзаменов, и не решился подать документы. К тому же программа студентов-международников включала массу экономических и юридических предметов. Вряд ли Мур преуспел бы в них.

Летом 1943-го у Мура была идея поступить на интересную работу: “Как только я приеду, я подниму вопрос о работе, о том, что Людмила Ильинична должна мне помочь в этом плане. Перво-наперво я буду говорить о работе в Радиокомитете”. Разумеется, речь шла о передачах на французском, которые уже были в то время. Перспектива работать на советском радио была вовсе не утопией. Весной 1943-го – а это еще Ташкент – Мур писал в дневнике, что ему должны заплатить 50 рублей в Радиокомитете. Радиокомитет – не благотворительная организация, деньги бедным ученикам десятых классов там не раздавали. Значит, Мур имел возможность как-то подработать на радио. Возможно, перевел какую-то статью из французской газеты. Кроме того, в Ташкенте Мур подрабатывал в Узбекском телеграфном агентстве “УзТАГ” – рисовал антифашистские карикатуры и писал агитационные стихи. Но работа на московском радио, конечно, совсем другое дело. Мур полагался, как видим, на поддержку Людмилы Толстой, которая ему явно симпатизировала.

Удивительно, но план Мура вполне осуществился уже в ноябре 1943-го.

В архиве сохранился интереснейший документ – черновик автобиографии, написанной Муром, очевидно, для военкомата. В нем есть такие слова: “Параллельно с учебой в институте я занимаюсь переводами (я в совершенстве владею французским языком) – работаю в Радиокомитете на французских передачах”. 11911192В его словах сомнений нет. Мур, как и многие в СССР, верил во всеведение государства, а потому считал, что нельзя врать при ответах на вопросы официальных анкет. Еще в Ташкенте это ему повредило. Он хотел попасть в военное училище, чтобы пойти на фронт не рядовым, а офицером. Если б он скрыл свое “социальное происхождение”, это, быть может, ему бы и удалось. Но Мур решил, что враньем только испортит себе карьеру, а потому честно рассказал об арестованных родственниках. И вместо военного училища получил направление в “трудовую армию”.

Горький опыт не научил Мура хитрости. В автобиографии для военкомата Мур так же честно рассказывает об арестах сестры и отца. [180] Этой темы он благоразумно избежал только в другой своей автобиографии, составленной для Литературного института. Кто-то (Муля Гуревич или Людмила Толстая) правильно сориентировал его на сей счет. Если уж о таких вещах он не умолчал и не покривил душой, то что говорить о работе на радио? Более того, работа Мура на радио подтверждается и заявлением П.Г.Скосырева в Советский райвоенкомат: Эфрон Г.С. “по договоренности ведет переводческую работу в Радиокомитете”. [181] Заявление начальника Главного управления учебных заведений правления ССП СССР П.Скосырева в Советский райвоенкомат г. Москвы об освобождении Г.С.Эфрона от призыва по мобилизации. С. 297. РГАЛИ. Ф. 1190. Оп. 2. Ед. хр. 297.

Честность Мура не исключала ни лукавства, ни лицемерия. Работать в Радиокомитете – значит стать настоящим бойцом идеологического фронта. В своем антифашизме Мур был вполне искренен и в этом совпадал с господствующей идеологией. Но с октября – ноября 1941-го он больше не верил ни в торжество коммунизма, ни в превосходство социалистического строя. Значит, ему пришлось “покривить душой”. Его друг Дмитрий Сеземан много лет спустя скажет о такой работе гораздо резче, пожалуй, даже слишком резко и беспощадно к себе: “Я занимался в течение долгих лет тем, что можно назвать умственной проституцией. То есть я передавал и распространял вещи, мысли, идеи и тезисы, диаметрально противоположные тому, что я думаю, и которые я ненавидел, – и получал за это деньги. Если это не проституция, то что такое проституция?”