Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Дмитрий Васильевич будет работать на том же “иновещании”, где, очевидно, работал и Мур. Позже – сотрудничать с информационно-аналитическим журналом “Новое время”. Журнал освещал советскую внешнюю и внутреннюю политику и трактовал проблемы международных отношений в угодном правящему режиму направлении. Никита Кривошеин столь же беспощадно назвал свою работу для этого журнала “политической проституцией”. 11931194Пятнадцатилетний Мур с негодованием выступал против лицемерия. Но уже в свои шестнадцать лет и девять месяцев он запишет: “Я мало-помалу учусь лицемерию. <���…>…надо изображать дурака, чтобы преуспевать”. 1195

Выпускное школьное сочинение Георгий Эфрон писал по теме “Нас голос Родины на подвиги зовет” и получил “отлично” 1196. Видимо, в 1943-м Мур был готов к службе на идеологическом фронте.

Вероятно, Мур только переводил, готовил материалы для французских радиопередач. Людей, в совершенстве знавших французский, в Москве 1943–1944-го было не так уж много, и далеко не каждого франкофона можно привлечь к такой работе. Скажем, Людмила Ильинична Толстая ни в чем не нуждалась, а потому вряд ли стала бы тратить силы и время. А для Мура такая работа была подарком. Возможно, сама Людмила Толстая и помогла ему получить эту работу. Не случайно именно на нее рассчитывал Мур еще летом. Хотя мог помочь и Муля своими связями в среде журналистов-международников, но о взаимоотношениях Мура и Мули именно в это время практически ничего не известно. Зато кое-что мы знаем о другом человеке, который уже, видимо, работал на радио в то время.

13 марта 1943-го из лагеря освободился Алексей Сеземан. Мур узнал об этом в начале мая 1943-го и был как будто раздосадован, ведь Аля, осужденная по тому же делу, еще сидела в лагере: “Везет ему, подлецу” 1197. Но после возвращения в Москву Мур с Алешей не только встретился, но едва ли не подружился. По крайней мере, их отношения стали приятельскими: “Я не узнал Мура в лицо, – вспоминал Алексей Сеземан. – Но мое внимание остановил спокойно, неторопливо, раскованной походкой идущий человек в типичной толпе той поры: суетливой, куда-то спешащей. Он был прилично одет, отнюдь не худ, и внимание останавливал хороший цвет лица”. 1198

Мур не только бывал в гостях у Ирины и Алеши. Ирина писала, что он останавливался в их квартире на Большой Якиманке, жил там некоторое время. 1199Даже передал им кое-что из фамильных вещей, хранившихся, видимо, у тети Лили: браслет и кольцо Цветаевой, столовое серебро (ложки и вилки) с монограммой Эфронов. [182] Браслет и кольцо затерялись, а столовое серебро передали в цветаевский музей в Болшево. См.: Беседа с Мариной Мошанской (Сеземан). 9 декабря 2019 года, Москва.

Мура и Алексея видели вместе в ноябре или декабре 1943-го. Однажды знакомый студент привел Ирину Бурову [183] Ирина Валентиновна Бурова – жена советского архитектора, инженера, дизайнера Андрея Константиновича Бурова. Еще в 1935 году Буров в Париже познакомился с Мариной Цветаевой и даже получил от нее в подарок роман Стендаля “Красное и черное” с дарственной надписью: “Не люблю, но отдаю, как собаку, в хорошие руки”. Георгий познакомился с супругами Буровыми в конце 1943-го и даже встречал у них новый 1944 год. См.: Белкина М. Скрещение судеб. С. 511–513. на какой-то творческий вечер в Литинститут. Неподалеку от нее “сидели двое молодых людей, которые бойко говорили по-французски, рассказывая смешные, вольного содержания анекдоты”. В семье Буровых французский хорошо знали. Муж Ирины Андрей оказался однажды переводчиком у знаменитого Ле Корбюзье, когда тот приезжал в Советский Союз. Теперь Андрей Буров сам был известным советским архитектором. Ирина рассмеялась над одним из анекдотов и предупредила, что всё понимает: “Они были смущены и пересели от нее подальше”. Друг Ирины Буровой Александр Лацис сказал ей, что эти молодые люди – сын Цветаевой Георгий Эфрон и Митя Сеземан. Но Мити Сеземана в то время не могло быть в Москве. Он был арестован в Свердловске по доносу кого-то из студентов, учившихся вместе с ним на филологическом факультете МГУ. Мур не знал этого до августа 1943-го, когда Аля сообщила, что Митя “уехал по старому адресу Алешки”. То есть Алеша освободился, а Митя сел.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА, 10 августа 1943 года: Итак, Митька арестован! Арестован мой лучший, закадычный друг, единственный человек, с которым мне было хорошо. Я не уважал его, но любил. <���…> Как мне его жалко!

Мур предположил, что Митю арестовали за антисоветские разговоры, “за какие-нибудь глупые, неосторожные слова”. Мур еще весной 1941-го предсказывал, что этим кончится, говорил, что Митя ведет себя неосторожно. И вот Митю погубила “присущая ему любовь к рисовке, оригинальничанью”. Так что собеседником Мура на вечере в Литературном институте он быть никак не мог. Значит, друг Ирины просто спутал его с другим Сеземаном, Алексеем.

Между тем братья Сеземаны различались даже внешне. Оба очень высокие (Алексей – 198 сантиметров, Митя под стать ему) и красивые, но красивые по-разному. Алеша – брюнет, Митя – блондин. Митя был верующим человеком, Алеша – атеистом. Характер Алексея был более открытый и доброжелательный. Журналист Сергей Бунтман десять лет проработал с Алексеем Васильевичем на радио, а познакомился с ним еще раньше, в свои школьные годы. Бунтман говорит о нем как о ярком, блестящем и к тому же литературно одаренном человеке. 12001201Когда Алексей приходил в московскую французскую школу имени Ромена Роллана, где учился Бунтман, он производил сильнейшее впечатление на окружающих. Он умел вести себя с необыкновенным достоинством, но в то же время без отталкивающего людей снобизма.

В 1940-м Алеша Сеземан был для тогдашнего Мура, “советского” Мура, слишком французом, слишком много сохранившим от Парижа, о котором не следовало вспоминать лишний раз. Но этот “недостаток” давно превратился в преимущество. Еще с октября 1941-го Мур пишет о “грызущей сердце тоске по Парижу”. Так что осенью 1943-го Алексей оказался для Мура человеком близким, таким же соотечественником, французом русского происхождения, каким был и Митя. Мур пришел с Алешей на вечер в Литинститут так же, как несколько лет назад ходил с его младшим братом в театр, на концерт или в ресторан. И, видимо, они так же блистали в обществе, как блистали Мур с Митей осенью 1940-го.

Алексей проработает на иновещании много лет – до самой смерти в 1989 году. А вот как он туда попал – тоже не вполне ясно. Возможно, этому могла поспособствовать его жена Ирина. Ирине удалось то, что не удалось Муле Гуревичу. Его хлопоты не помогли освободить Алю. Ирина добилась освобождения мужа, что само по себе говорит о ее больших связях.