Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Конечно, Мария явно неравнодушна к Муру. Она и восхищается его внешностью и манерами, и жалеет, чувствуя его одиночество. Но как далеко простиралась ее симпатия к мальчику? Могла ли она пойти дальше совместных прогулок и разговоров о торжестве справедливости? Мария Осиповна была дамой добродетельной и любила своего супруга. Так что у Мура шансов было мало, да и теми Мур не воспользовался. Последний раз Георгий пишет о “красивом теле” “жены Тарасенкова” 24 августа 1940-го. Затем сексуальность исчезает из дневниковых упоминаний о Тарасенковых. Они всего лишь “симпатичные”: “Я хожу к Тарасенкову только за книгами, потому что он сам и его жена не представляют никакого интереса” 364365, – запишет Мур в дневнике 8 октября.

Мечты и фантазии Мура никак не воплощались в реальность. Мур много читал и мало общался с женщинами. Его знания о любви были обширными, но исключительно книжными. “…Мать совершенно меня сексуально не воспитала”, – горько жаловался Мур. Публикация дневников Георгия Эфрона полностью разрушила давний мерзкий миф об инцестуальной связи Цветаевой со своим сыном. Более того, Мур упрекал мать, что она слишком мало рассказывала ему о плотской любви: “Нельзя же считать половым воспитанием то, что она мне сообщила сущность элементарного полового акта и сказала, что нужно опасаться «болезней»? – Что за чушь!” Мур осыпал Цветаеву упреками и обвинял даже в “пережитках… буржуазного лицемерия”. Мать, не желая рассказать поподробнее “о таких вещах”, о “дозволенном” и “недозволенном” “в брачной жизни”, ведет себя “как настоящая, рядовая мещанка, как любая безответственная домохозяйка”. 366

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА 5 АВГУСТА 1940 ГОДА: …я уверен, что если бы я с матерью стал говорить о поле, о половых стремлениях, то она бы сделала лживое лицо и сказала бы, что «люди все-таки не животные», что это «низменно», что нужно «заниматься спортом», об этом «не думать» и – о смех! – что это «у тебя пройдет»! Вот это действительно смешно! <���…> Впрочем, чорт с ней. 367

Муру ничего не оставалось, как добирать недостающие сведения, читая современную западную литературу. Как серьезную, так и бульварную. В Париже Мур покупал за полтора франка журнал “Séduction” (“Соблазн”). Там печатали эротические (но всё же не порнографические) рассказы, пикантные комиксы, рекламу новых книг о сексе. Но больше всего привлекали, разумеется, фотографии обнаженных женщин. Модели позировали в самых разных позах, в самых необычных интерьерах. Не обязательно в спальне или в гостиной, но и среди скал, альпийских снегов, в продуктовой лавке, возле заводских станков и даже в кузне с кузнечным молотом в руках.

В Москве Мур открыл для себя роман Ричарда Олдингтона “Смерть героя”. Там он и прочитал, будто слишком рано появившийся ребенок может “разъединить” пару, сделав женщину несчастной: “…цивилизованные люди не смеют допустить, чтобы такие вещи просто случались с нами, как с животными. Мы должны их контролировать”. Право женщины на контрацепцию, по мнению героя Олдингтона, важнее права голоса: “…когда женщины, все женщины, научатся управлять своим телом, они приобретут огромную власть. Они в состоянии будут определять время и обстоятельства, благоприятные для рождения ребенка, и выбирать человека, от которого хотели бы его иметь”. 368Известие о женских контрацептивах воодушевило Мура. Оказывается, существуют средства, которые “обеспечивают наслаждение «спокойное» и без страшного риска обезображивающей беременности”. 369О презервативах он знал и раньше, но полагал, что “с презервативом вряд ли интересно « faire l’amour »” 370. Наверное, он был прав, ведь презервативы в те времена толщиной не уступали медицинским перчаткам.

В СССР презервативы, как и колпачки для женщин, выпускал киевский завод “Красный резинщик”. Их продавали не только в аптеках, но и в галантерейных лавках и магазинах. Мур упоминает, что презервативы в футляре по 2 рубля 10 копеек продавались в магазине “Галантерея” неподалеку от Покровского бульвара. Продавались в аптеках и женские контрацептивы, но они не пользовались спросом, а за пределами Москвы, очевидно, были малоизвестны. Голландский поэт Джеф Ласт рассказывал Андре Жиду о разговоре со своим другом, русским студентом-первокурсником из Севастополя. Студент пожаловался, что “презервативы невозможно достать или они такого качества, что надеяться на них нельзя”. 371Он даже раздумал жениться, узнав о запрете абортов. 372Другого выхода не видел: или отказ от секса, или аборт. Судя по колоссальному количеству абортов [44] В Москве в 1940 году на 100 родов приходилось 62 зарегистрированных аборта. Каждая третья беременность заканчивалась абортом. При этом очевидно, что многие криминальные аборты в статистику не попадали. См.: Вишневский А.Г., Сакевич В.И., Денисов Б.П. Запрет аборта: освежите вашу память // Демоскоп Weekly. 2016. № 707–708. URL: http://demoscope.ru/weekly/ 2016/0707/tema01.php . , контрацептивами мало кто пользовался. Однажды Ксению Алексеевну, мать Юрия Нагибина, спросили, хотела ли она ребенка. “Вы с ума сошли, <���…> я со всех шкафов прыгала, чтобы случился выкидыш”, – ответила женщина.

Советское государство запрещало аборты, открывало ясли и детские сады, но условий для многодетности всё равно не было. Крестьяне, бежавшие от коллективизации в города, ютились в коммуналках и общежитиях. Их соседями были небогатые интеллигенты и многократно уплотненные “бывшие”, “лишенцы” (до Конституции 1936 года лишенные избирательного права). Своя комната – это еще счастье, но ведь часто был только свой угол, кровать молодой пары, отгороженная от соседей только ширмой. Каждый шорох слышен, или, как в описанном Ильфом и Петровым общежитии студентов-химиков имени монаха Бертольда Шварца, слышен каждый поцелуй.

В ноябре 1941-го, во время эвакуации из Москвы, Мур познакомится с известным переводчиком Владимиром Державиным, “веселым и остроумным человеком”. Но Мур пожалеет его, ведь Державин “сглупил: обременен семьей в 4 человека: жена и 3-ое детей. Вот такие штуки всё портят, всю жизнь”. 373374Себе Мур портить жизнь не хотел. Беременные женщины казались Муру безобразными, а роды, пеленки и перспектива воспитывать “случайного” ребенка – ужасной “волынкой”. Поэтому хорошо бы найти надежные контрацептивы: “Можно тогда дать эти средства своей любимой и предаться с ней всем утехам любви, свободно и полноценно; можно учиться любви в полной безопасности”. 375Только вот любимой у Мура по-прежнему не было. Изо дня в день он описывает свое любовное томление.

12 июля 1940 года: Какая скука! Хочется женщин, чорт возьми. Женщины – хорошая штука. Но пока я никого не знаю.