Сергей Беляков - Парижские мальчики в сталинской Москве [litres]

Собственно, причиной ссоры стали новые взаимные обвинения. Вспоминали Болшево, и Митя начал перед Муром защищать свою семью (по словам Мура, “свою запятнанную семью”), да еще назвал Алю “доносчицей”. Спокойный и выдержанный Мур пришел в ярость и спросил: как же Митя мог столько раз брать у него деньги? Обвинил друга в “лицемерии” и “двурушничестве”, на что Митя обозвал его “шпионом” и “сказал, что он век не видал большей сволочи” 771, чем Мур.

Мур только сожалел, что поссорился перед самым днем рождения. А Митя между тем обещал ему подарить две книги Семена Кирсанова, cтихами которого Мур тогда увлекался. У Мити же оставалась “Алиса в Cтране чудес”, которую Мур дал ему почитать. Теперь Мур опасался, что Митя не вернет ему “Алису”, а о подарках и речи не будет. Но Мур зря так плохо думал о товарище. Тот позвонил Муру 1 февраля, поздравил, вернул “Алису” и подарил обещанные книжки Кирсанова. Однако примирения не состоялось. Они снова поругались. На этот раз – из-за советской литературы. Мур прочитал культовую тогда книгу Николая Островского “Как закалялась сталь” и назвал ее “прекрасной”. Митя книгу Островского высмеял.

Вообще-то вкусы Мура и Мити в литературе чаще совпадали. Но зимой 1941-го Мур усиленно заставлял себя полюбить всё советское. Вместо Малларме и Верлена читал Маяковского, Багрицкого, Кирсанова, Долматовского. Посещал вечера советской поэзии в Политехническом музее и в клубе МГУ. Слушал Николая Асеева, Константина Симонова, Маргариту Алигер.

13 января в клубе МГУ был вечер поэтов. Большой успех имел признанный уже Илья Сельвинский, но публике понравились и совсем молодые поэты, студенты ИФЛИ. Евгения Аграновича и Бориса Слуцкого, по словам Мура, “бисировали и триссировали”. Митька ушел после первого отделения, а Мур остался. Ему особенно понравились Евгений Агранович и, конечно, его любимый Семен Кирсанов. Кирсанов был известен как раз своими публичными выступлениями. Небольшого роста, “крошечный” и “крикливый”, он умел завладеть вниманием не столько читателя, сколько слушателя и зрителя. Варлам Шаламов видел выступления Кирсанова за несколько лет до Мура и оставил о нем очень интересный отзыв. “Публике нравилась его неисчерпаемая энергия, а главное – великолепное чтение, – писал Шаламов. – Читать Кирсанов готов был без конца. Читал он настолько здорово, что чуть не всякое прочтенное им стихотворение казалось замечательным – до тех пор, пока не удавалось прочесть его, взять в руки. Тогда впечатление менялось”. 772

13 января Кирсанов читал перед московской публикой свою поэму “Гуцульщина”, посвященную присоединению Западной Украины к СССР. Сын Марины Цветаевой нашел эти стихи “отличными” и заметил, что Кирсанов, конечно, лучший современный советский поэт.

Увлечение советской поэзией и чтение советских литературных критиков отразились и в лексике Мура, и в его оценках. Так, Мур решил, будто Митя “стоит на позициях непримиримого формализма в литературе и в искусстве”. Митьке бессмысленно читать, скажем, “Думу про Опанаса”: “Он будет говорить о совершенстве формы, мастерстве и т. п., а о пафосе революции – ни гу-гу”. 773Заметим, в талантливой поэме Багрицкого Мур ценит именно “пафос революции”, а не художественные достоинства. Ему, видимо, не по вкусу стихи Багрицкого, но это советские стихи. И Мур будто доказывает это самому себе.

После истории с “Как закалялась сталь” Мур вполне укрепился и в своих подозрениях, и в своем намерении: “Я совершенно ясно чувствую, что я должен идти по линии школы, общения с товарищами <���…>, а не по линии общения с Митькой”. 774

В очередной раз поссорившись и расставшись с Митькой, Мур собирается в кино. На свой день рождения он “с группой одноклассников-комсомольцев (3 человека)” пошел смотреть патриотическую кинокартину “Суворов”: “Кинофильм неплохой – даже хороший”, – резюмирует он. Фильм Всеволода Пудовкина и Михаила Доллера в самом деле очень неплох для своего времени, а сыгравший заглавную роль Николай Черкасов и поныне остается лучшим Суворовым кинематографа. Начинается фильм славной победой Суворова над поляками. Точнее, над польскими повстанцами, которых еще недавно в СССР уважали как борцов против царизма: “Пленных пять эскадронов. Остальные… Остальные не убереглись”, – рапортует Суворову Милорадович. “Правильно, Миша, правильно! – отвечает Суворов. – Врага нельзя отпускать с поля боя. Чтоб ни один не ушел! Недорубленный лес опять вырастает. Кавалерии русской – салют и слава!”

Мур подчеркнуто лоялен, он безоговорочно принимает новый поворот в советской пропаганде. А три недели назад, тогда еще вместе с Митькой, он ходил на историко-революционную картину Сергея Юткевича “Яков Свердлов”: “Очень убедительно и реалистично” 775. Каков стиль! Напоминает ленинское: “Очень своевременная книга”.

Мур часто бывал в кино, причем с какой-то даже завидной последовательностью ходил на соцреалистические, “оборонческие” фильмы. В июне 1940-го был даже на “Небесах”, ныне совершенно забытой картине про осоавиахимовца, который учит колхозников прыгать с парашютом. Чем-то этот сюжет напоминает куда более известных “Трактористов”, где герой Николая Крючкова готовит колхозников в будущие танкисты. Но “Трактористы” прославились маршами братьев Покрасс, актерской игрой Бориса Андреева, Петра Алейникова. А вот “Небеса” оказались не на высоте: “…глупенькая авиакомедия”, – заметил Мур. Зато ему понравится “Танкер «Дербент»”, фильм о мужестве советских моряков. Мур пропустит “Мою любовь”, сентиментальную картину с необыкновенно красивой Лидией Смирновой, зато пойдет смотреть “Фронтовых подруг” – кино о героизме советских людей на Финской войне. Не пропустит и предпоследний фильм Якова Протазанова – историко-революционную киноленту “Салават Юлаев”.

ИЗ ДНЕВНИКА ГЕОРГИЯ ЭФРОНА 6 января 1941 года: Вечером пошел в кино – видел хороший советский фильм “Макар Нечай”. Это – действительно хороший и полезный фильм.

Мур не придумал ничего лучше, как смотреть в рождественский сочельник фильм о советских мичуринцах, которые борются против “метафизической поповщины” Менделя и Моргана. Заглавный герой, украинский агроном Макар Нечай, был явно списан с Трофима Лысенко, его оппонент академик Адамов – с Николая Вавилова. Сам академик Вавилов уже пятый месяц как сидел во внутренней тюрьме НКВД. Режиссер “Макара Нечая” Владимир Шмидтгоф не так давно вышел из тюрьмы, а потому с линией партии в генетике и агрономии старался не расходиться: “Путь Макара Нечая – это путь советской науки, победоносный путь, который указали нам гениальные ученые – Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин”, – заявляет герой-резонер с трибуны научной конференции. Нечай и его соратники путают генотип с фенотипом и отрицают существование вирусов, что вредят картофелю. Академика Адамова украинский агроном ловит на ошибках, ведь труды ученого “противоречат Дарвину и Энгельсу”. Оторванные от жизни академики-ретрограды зачем-то выводят бескрылую бабочку и выпускают никому не нужные монографии о “законах наследственности”. Зато Макар Нечай и его соратники-мичуринцы “воспитывают” растения и создают небывало урожайные сорта яблок, картофеля и хлопчатника.