Кадзуо Кобаяси - Валерий Гергиев. Симфония жизни [litres]

Внизу у трапа его ожидал подготовленный президентом автомобиль. Это была «Чайка» – казенная машина представительского класса, на которой разрешалось ездить только особо важным персонам. За три километра она «сжирала» целый литр топлива, символизируя собой всю неэффективность российской экономики. Салон у нее было настолько просторный, что на заднем сиденье могло поместиться четыре человека.

Когда церемония приветствия окончилась и пришло время отправляться, Гергиев пригласил меня поехать вместе с ним. Я не хотел вторгаться в его планы и потому пребывал в нерешительности, заставляя важных осетинских представителей ждать. Однако, почувствовав, что Валерий действительно хочет со мной пообщаться, я все же принял его предложение.

Дорога до города занимала менее получаса. Где-то на полпути Гергиев сказал мне:

– Это местная природа научила меня сохранять стойкость духа в критических ситуациях. Завтра я вам покажу, что я имею в виду.

Его предложение пробудило во мне немалый интерес и желание как можно скорее приступить к сбору материала. Здесь вновь проявилась способность Гергиева вселять в других надежду на будущее.

В состав съемочной группы входили: «молодой, но способный» продюсер из NHK; именитый оператор с бывшего Центрального телевидения СССР, успевший поработать в московском филиале NHK; русская ассистентка, долгие годы бывшая незаменимой помощницей в том же филиале; и ваш покорный слуга. Всех очень воодушевили слова Гергиева, поэтому первый вечер во Владикавказе прошел в размышлениях о том, каким же будет следующий рабочий день.

Что же это за природа, которая воспитала одного из лучших дирижеров мира?

Утро во Владикавказе было свежим. На съемках документальных фильмов обычно проводят предварительный осмотр местности, где снимают сюжет. Поэтому еще до встречи с Валерием мы поднялись на крышу гостиницы, чтобы снять панораму города с высоты птичьего полета. Но стоило оператору установить штатив и приступить к работе, как появился милиционер и приказал нам прекратить съемку.

Когда простым языком я попытался ему объяснить, что мы снимаем фильм про его земляка, всемирно известного дирижера и имеем разрешение от самого президента республики, молодой милиционер спросил:

– А не шпионажем ли вы тут занимаетесь?

Я сразу же понял, в чем было дело. Еще в советской России существовало множество ограничений на видеосъемку. Аэропорты, вокзалы, военные объекты – все это, разумеется, было под запретом, но особенно строгие правила существовали в отношении панорамной съемки с высотных зданий. Она была под строжайшим запретом. Я хорошо помнил те времена. Причина же, по которой милиционер заподозрил нас именно в шпионаже, мне тоже была понятна: он заметил, как взволнованно наша ассистентка отреагировала на его приглашение пройти в участок. И можно было бы туда пойти, все разъяснить, и проблема бы разрешилась, но тогда мы упустили бы возможность собрать важный материал о Гергиеве.

Я знал, что в Москве эти запреты на съемку уже давно не действуют, но в провинциальной Осетии еще жив был стереотип о том, что все иностранцы – шпионы. Я с ужасом представил себе, что из-за этой ерунды мы не сможем собрать материал.

– Точно шпионы: вон как вы по-русски говорите! – сказал милиционер.

Я не растерялся и в нарочито несерьезной манере тут же ему ответил:

– Ну конечно, разве может шпион не говорить по-русски!

Таким образом я добровольно сознался в шпионаже. Услышав это, наша ассистентка, которая до сих пор всем своим видом выражала взволнованность, рассмеялась в голос. Увидевший это милиционер тоже засмеялся и, забыв о том, что собирался пройти с нами в участок, пожелал нам удачной работы – на этом инцидент был исчерпан.

За долгие годы, проведенные в Москве, я хорошо усвоил, что без юмора в России не прожить. И теперь в нужную минуту этот опыт позволил мне избежать хлопот. После того как милиционер нас проводил, мы в отличном настроении отправились в гостиницу, где была запланирована встреча с Гергиевым.

Похоже, в этом маленьком городе чуть ли не все связаны родственными отношениями. Эта гостиница, которая считалась лучшей в городе, была достаточно скромной и немногим превосходила обычный жилой дом, но даже здесь управляющий приходился родственником Валерию.

И на встречу он тоже пришел с родней:

– Едем в горы!

– А разве мы едем не в концертный зал? – спросил я, полагая, что на сегодня было запланировано выступление по случаю триумфального турне.

Но он пригласил меня в ту же самую «Чайку», и мы вместе отправились в путь. Стоило нам недалеко отъехать, как асфальтовая дорога закончилось. Мы ехали вдоль реки, и качество дороги становилось все хуже. Ну а когда мы въехали в долину, наш эксклюзивный правительственный автомобиль с низкой посадкой оказался уже совсем бесполезным. Мы пересели на полноприводный Mitsubishi Pajero и двинулись далее по каменистой дороге вдоль реки.

Над нашими головами свисали крутые обрывы. Мы въезжали в мир, где единственный искусственный звук – это шум мотора. С момента нашего отправления прошло чуть менее часа, когда дорога зашла в тупик – это и был пункт назначения. Со всех четырех сторон нас окружали скалы, которые своими верхушками словно упирались в узкий квадратик небосвода.

Гергиев дает интервью для NHK в том месте, куда он любил приходить еще ребенком. Октябрь 1996 года. Северная Осетия

Валерий спустился в долину к реке, зачерпнул рукой воду, выпил ее и, закусывая сорванным с дерева плодом, начал рассказывать.

– В детстве я любил здесь играть. Погода в горах меняется очень быстро. Только что ясное небо вдруг заволакивают облака, и начинается ливень с грозой. Горы, как и время, поглощают людей. Чтобы здесь жить, нужно уметь противостоять опасностям. Если будешь беспечным – не выживешь. Опасности закаляют человека, подобно дикому животному он учится распознавать их. Горе тому, кто в этих местах проявит слабость духа. Именно эта природа научила меня хладнокровно действовать в критических ситуациях.

Далее речь зашла о его малой родине, о населявших ее людях и о семье. Этот рассказ совершенно необходим для понимания его отношения к жизни, поэтому я позволю себе максимально подробно воспроизвести то, что тогда записал.

– Я родился в Москве, но, сколько себя помню, рос я в Осетии. В хорошем смысле слова это абсолютно консервативное общество, где огромную роль играют кровные связи. Родители, даже если они очень заняты, никогда не забывают о воспитании своих детей. Главный в доме всегда отец.