Михаил Бондаренко - Ромул

Скользок, увы, этот путь и коварен: на всём протяженье

Он под коварной тропой скрытые воды таит.

О, если б ведала я заклятья магической музы,

В помощь, красавец, тебе были бы эти слова!

Шитая тога к лицу — тебе, не тому, кто позорно

Не материнскую грудь — вымя волчицы сосал.

Гость мой, царицею я рожать при дворе твоём стану —

Выйдет приданым честным мной тебе преданный Рим.

Если же нет — не покинь без отмщенья сабинянок пленных:

Ныне похить и меня, мерой за меру воздав.

Сомкнутый строй я разрушить могу: а вы, о супруги,

Вы заключите союз с помощью паллы моей.

Музыкой грянь, Гименей: трубач, не труби ты так грозно:

Брачное ложе моё, верьте, сраженья уймёт.

Вот уж четвёртый рожок возвещает зари приближенье,

Вот и созвездья, склонясь, тихо скользят в Океан.

Я попытаюсь уснуть, о тебе я ищу сновидений:

Ты перед взором моим благостной тенью предстань».

Молвила — и предала тревожному сну своё тело,

Не сознавая, увы, новых безумий во сне:

Ибо бессменный страж пепелища троянского — Веста

Множит вину и своим факелом кости ей жжёт.

Так, как стримонка бежит, что возле струй Термодонта,

Платье своё изорвав, с грудью несётся нагой.

Праздник в городе был (Палилии назван у предков,

С этого первого дня начали стены расти):

У пастухов годовые пиры, по городу игры,

Сладкой едой и питьём сельские полны столы,

Через лежащие врозь охапки зажжённого сена

Пьяная скачет толпа, ноги измазав в грязи.

Ромул в ту ночь приказал распустить всю стражу на отдых,

В лагере всем тишина, грозные трубы молчат.

Время пришло для встречи с врагом, — решила Тарпея.

И, заключив договор, стала ему помогать.

Трудно подняться на холм, но был он в праздник безлюден:

Меч её быстрый разит звонкоголосых собак.

Всё погрузилося в сон, не дремал, однако, Юпитер,

Чтобы тебя покарать за преступленье твоё.

Стражу ворот предала и спавшую мирно отчизну:

Брака желанного день требует ей указать.

Татий же (ибо и враг не воздал измене почёта)

«Вот, — говорит он, — тебе царское ложе: взойди».

Так он сказал, и её завалила оружием свита:

Вот тебе свадебный дар, дева, за службу твою!

Имя Тарпеи-вождя у нас гора получила:

Не по заслугам твоим названа эта гора!

IV. 6. 43–44.

Если защиты не дашь, то Ромул, воздвигнувший стены,

Встарь увидал не к добру птиц палатинских полёт.

IV. 10. 1—22.

Ныне открою, как стал Феретрием зваться Юпитер,

Вспомню тройной доспех, снятый с трёх славных вождей.

Путь мне крутой предстоит, но слава меня вдохновляет:

Много ли чести стяжать лавр на отлогих холмах?

Сам ты нам подал пример такой победы, о Ромул,

С поля вернувшийся к нам в полном доспехе врага

В день, когда бравшего град Акронта Ценинского сверг ты,

Острым копьём поразив всадника вместе с конём.

Был геркулесов Акронт, властитель Ценинской твердыни,

Страшной грозою, о Рим, древних твоих рубежей.

Он, возомнивши сорвать оружие с плеч у Квирина,

Собственный отдал доспех, кровью его обагрив.

Видит врага в тот миг, как пред башней копьё он подъемлет,

Ромул, заклятьем своим предупреждает его:

«Жертвой да ляжет Акронт пред тобою, Юпитер, сегодня!»

Молит он жарко — и враг жертвой Юпитеру лёг.

Града и брани отец, он крепко с победою свыкся,

Жар он и холод сносил, не укрываясь в шатёр.

Он и скакал на коне, и плугом владел он искусно,

Волчий взъерошенный шлем на голове он носил.

Щит не расписанным был, не украшен был золотом с медью,

Перевязь он заменил жёсткою кожей быка…

(Перевод Л. Е. Остроумова)

II. 1. 5.

Также и на Капитолии может напомнить и дать понятие о древних обычаях хижина Ромула, а в крепости — соломенные крыши святилищ.

(Перевод Ф. А. Петровского)

I . 77. 5

Когда же Амулий был свергнут Ромулом и Ромом, родившимися от священной девы, как вскоре будет сказано, то власть по закону вернулась к Нумитору, деду этих юношей по матери. А в следующем году правления Нумитора и на четыреста тридцать второй год после взятия Илиона альбанцы, выслав колонистов под водительством Ромула и Рома, основывают Рим в первый год седьмой Олимпиады (то есть в 752 до н. э. — М. Б.)…

I. 76–11.56.

См.: Дионисий Галикарнасский. Римские древности: В 3 т. / Пер. с др. — греч. колл, авт.; отв. ред. И. Л. Маяк. М., 2005. Т. 1. С. 72–125.

II. 57. 1

…включённые в сенат Ромулом из патрициев, числом двести, как я говорил, были распределены по декуриям.

II. 62. 1–2.

(1)…вся та часть альбанцев, которая выселилась в колонию вместе с Ромулом, считала себя вправе диктовать решения и получать величайшие из почестей, а также принимать услуги от пришельцев. (2) Те же из поселенцев, кто был позднее записан в патриции, полагали, что им не пристало лишаться почести и находиться в худшем положении по сравнению с первыми. В частности, все, кто был родом из племени сабинян, считали, что, согласно договору, заключённому Ромулом с Тацием, они получали гражданство на равных с древними поселенцами и им предоставят те же самые блага, что и первым.

II. 63. 3–4.

(3) И самого Ромула, как явившего величие свыше смертной природы, он постановил почитать под именем Квирина возведением храма и ежегодными жертвоприношениями. Ведь когда римляне не ведали, произошло ли его исчезновение по божественному промыслу или по злому умыслу людей, некто по имени Юлий, потомок Аскания, земледелец и муж непорочной жизни, который ни в чём не солгал бы ради своей выгоды, явившись на Форум, возвестил, что когда он возвращался с поля, то видел, как Ромул удаляется из города в полном вооружении, и когда тот проходил мимо, Юлий услышал следующие слова. (4) «Возвести от меня римлянам, Юлий, что гений, от которого я получил судьбу рождения, возводит меня, завершившего смертный век, в сонм богов; я — Квирин».

II. 65. 1–4.

(1) Как бы то ни было, некоторые из неискушённых писателей приписывают сооружение храма Весты Ромулу, считая невозможным (ибо город был основан мужем, достаточно опытным в пророчествах), чтобы он не построил сначала общий очаг полиса, тем более что основатель был воспитан в Альбе, где с давних времён был возведён её храм и его мать была жрицей Весты; а те, кто разделяет священнодействия в её честь на два вида — одни совершаются публично за государственные дела, а другие — частным порядком за домашние дела, — говорят, что Ромул испытывал сердечную необходимость в том, чтобы почитать эту богиню обоими видами священнодействий. (2) В самом деле, для людей нет ничего более насущного, чем общий очаг, и для Ромула, когда он начинал, в соответствии с унаследованными им традициями рода, это ближе всего касалось его, ибо его предки принесли с собой святыни из Илиона, причём мать его была жрицей. И потому-то представляется, что приписывающие сооружение святилища скорее Ромулу, чем Нуме, вообще-то говорят правильно, ведь когда город заселялся, сначала надо было установить очаг и притом человеком, опытным в божественной мудрости; что же касается сооружения нынешнего храма и прислуживающих богине дев, то этого они не знают. (3) Ведь и не в том месте, в котором сейчас охраняется священный огонь, Ромул почтил богиню (безусловное доказательство чего в том, что оно находится снаружи так называемого Квадратного Рима, который он обнёс стеной; но святилища для общего очага все воздвигают в наиболее укреплённом месте города и никто — вне стен). Ромул не установил служения богине с помощью дев, так как, по-моему, он помнил о страданиях матери, которая, будучи служанкой богини, потеряла девственность, так что из-за воспоминаний о собственных горестях он будет лишён возможности наказать по отечественным законам какую-нибудь из жриц, если обнаружит её погубленной. (4) Поэтому действительно Ромул не устанавливал общего святилища Весты и не назначал ей жрицами дев, но, сложив в каждой из тридцати курий очаг, у которого приносили жертвы члены курий, он сделал жрецами глав курий, подражая обычаям эллинов, которые ещё существуют в древнейших из полисов.