Александр Сенкевич - Венедикт Ерофеев: Человек нездешний

В одной из своих записей Венедикт Ерофеев процитировал Галилея: «Число дураков неисчислимо» 11.

Желание человека обустроить собственную жизнь вполне объяснимо. Ведь невозможно постоянно мыкаться по чужим углам. Другое дело, как Венедикт Ерофеев решил эту задачу. Не подтвердилась ли в его случае мудрая русская пословица: «И на старуху бывает проруха»? Разве что в его защиту скажешь: «Венедикт Ерофеев стал жертвой обстоятельств».

Однако в контексте творчества и жизни Венедикта Ерофеева его второй брак возможно истолковать иначе. Ведь «жить как все» было для него хуже смерти. Не соответствует ли его решение присущей ему навязчивой мании физического саморазрушения?

Именно об этом впервые сказал Михаил Эпштейн: «Но Ерофеев никак не мог и не хотел воплощаться. Он себя разрушал, скорее всего, сознательно. Он разрушал себя как автора — и это отзывалось в погибающем персонаже (имеется в виду Веничка из поэмы «Москва — Петушки». — А. С.). Он разрушал себя как персонажа — и это отзывалось в погибающем авторе. Он закончил поэму о себе: “Они вонзили мне шило в самое горло... С тех пор я не приходил в сознание и никогда не приду”. Если бы не лёгкость Вениного саморазрушения, как посмел бы он так пророчить о себе? “...Никогда не приду”. И ведь в самом деле, прожив после такого конца двадцать лет, Веня так больше и не приходил в полноту творческого сознания. Вспышками в нём что-то мелькало и угасало — агония дара. Последней строкой “Петушков” он убил и героя, и себя. Писатель, желающий своё творчество продолжать, никогда так не закончит из суеверного ужаса» 12.

Мания саморазрушения у Венедикта Ерофеева оформилась в жизненную философию, основным постулатам которой следовал его ближайший круг — так называемые «венедиктианцы». Вот почему во Владимире о его окружении разнёсся слух как о секте самоубийц с ним во главе.

Ольга Седакова называет этот образ жизни по-другому — «делом общего пропадания». Вот что вспоминает она в одном из своих интервью, отвечая на вопрос, как случилось, что она, девушка из интеллигентной семьи и студентка филологического факультета МГУ, оказалась в ерофеевской компании: «Да, это было приключение. Со мной на одном курсе учился один из его верных последователей и почитателей. Он был старше нас. Нам было по 17 лет, когда мы поступили, а ему 29. Он был из владимирских знакомых Венички. Он довольно заметный герой в “Петушках” — Боря С., “Премьер” в революционном правительстве Петушков, который умер в сюжете от того, что Веничка объявил себя “выше Закона и пророков”. Так вот, Боря С. мне всё время рассказывал на первом курсе, какой у него есть гениальный знакомый и как надо с ним повидаться. Он меня к нему и привёл. Конечно, мне и во сне не снилось то, что я там увидела. Мне не встречалось людей, настолько свободных от всего “советского” — от идеологии, от общего страха и конформизма, от принятых тогда “приличий”. При этом каждому новичку нужно было пройти экзамен. В моём случае это было требование прочитать Горация на латыни и узнать дирижёра, который на пластинке дирижировал симфонией Малера. Не то что я так уж разбиралась в дирижёрах и знала всего Малера — просто точно такая пластинка была у меня. Так что я узнала, и меня приняли. Я благодарна судьбе, что не слишком вовлеклась в этот круг, в это дело общего пропадания. Другие учителя меня, можно сказать, перетянули на свою сторону: С. С. Аверенцев, Н. И. Толстой, тартуский круг. Мне хотелось “в просвещении стать с веком наравне”, а среди возлияний и застолий это не получится. Но знакомство с Веничкой — одно из самых значительных событий моей жизни. Я даже назвала как-то его моим учителем. Этому удивились: чему ж он мог меня научить? Тому, что свобода возможна в большей мере, чем мы это себе представляем, подчиняясь обстоятельствам. А что, дескать, делать и всё так... И обстоятельства не фатальны, и политический строй, и общепринятые мнения — всё это не фатально для твоей свободы» 13.

21 февраля 1976 года состоялась регистрация брака Венедикта Ерофеева и Галины Носовой.

Жить безбытной жизнью он уже не мог. Силы были на исходе. Всякий раз не знать, где будешь ночевать следующую ночь, — не всякий выдержит. Крыша над головой наконец-то нашлась. Отсутствовало только сродство душ и много чего другого. Незадолго перед регистрацией брака он отметил: «Я, умываюсь если, то только слезами. Все, кто умывается водой — бессердечны» 14. И ещё одна запись, связанная с его второй женитьбой: «И обречённость на окончательный покой: “Мне теперь не нужно гладить брюки”» 15.

Не у всех так бывает, но у некоторых случается: жениться или выйти замуж — то же самое, что похоронить себя заживо. Но семьи из двух воркующих голубков ему тем более не хотелось. За три года без малого до своей второй женитьбы записал в блокноте: «Я вас буду пестовать, а вы меня лелеять» 16. Это он у кого-то услышал и тут же запомнил, как пример сюсюкающей пошлости в отношениях между супругами. Так обычно говорят, когда грешат на стороне. Что он совершил по здравому размышлению, был даже не брак по расчёту, а обычная заурядная сделка. Венедикт Ерофеев ввязался в авантюру, за которую заплатил своей жизнью. Судьба, которую он постоянно искушал, ему отомстила — сократила жизнь.

В его втором браке была одна особенность. По договорённости с новой женой за ним (но не за ней) оставалось право на вольную сексуальную жизнь. Казалось бы, предвидение Нины Воронель сбылось, и в соответствии с ним Венедикт Ерофеев ступил на стезю порока и умалил в себе добродетель, а по-русски говоря — стал бабником. Более крепкое слово употреблять не стану из-за его ненормативности.

Откуда в жизни Венедикта Васильевича Ерофеева появилась Галина Павловна Носова? Незадолго до его поездки в Среднюю Азию в 1974 году он получил записку от Нины Козловой, одной из своих почитательниц. Именно она устроила его в экспедицию: «Веничка, Веничка!.. (Как о многом говорят знаки препинания! — А. С.) Жду тебя сегодня в одном замечательном доме, вместе с его замечательной хозяйкой. Позвони нам: 292-24-43 (спросить Галю Носову), мы тебя встретим. Это проезд Художественного театра; дом напротив букинистического магазина; подъезд, в котором некогда жил композитор Прокофьев (о чём свидетельствует доска на доме подъезда)» 17. Тогда приехать к Галине Носовой по разным обстоятельствам Венедикту Ерофееву не удалось. Их знакомство состоялось после его возвращения в Москву.

Вот как об этой встрече вспоминала Галина Носова: «Я Ерофеева буквально на помойке нашла. Жила у меня тогда в Камергерском подруга, Нина Козлова. <...> Нинка тогда ждала Ерофеева из экспедиции в Среднюю Азию, оставила ему мой адрес и расписала: “Прекрасная хозяйка прекрасного дома”. Она сама пихнула его в эту экспедицию, продала свои туфли, чтобы купить туда билет на поезд. Он был тогда без документов, скитался — нигде не жил, вернее, жил повсюду. Когда-то в 16 лет он получил паспорт, но что такое паспорт для Ерофеева — так, бумажка. Он теперь оказался в очень трудной ситуации, и все пытались ему помочь, отправляли в экспедиции, надеясь, что, может быть, в какой-то из них удастся выписать паспорт. В этот раз он был в паразитологической экспедиции лаборантом по борьбе “с окрылённым кровососущим гнусом”, то есть с комарами. <...> Короче говоря, он приехал ко мне с Игорем Авдиевым и со Свиридовым [347](имеется в виду однофамилец композитора Георгия Свиридова. — А. С.). И Нинка сказала: “Пусть поживёт”. Я тогда знала, кто такой Ерофеев, хотя “Петушки” ещё не читала. Но я дружила с Айхенвальдом, и однажды на мой вопрос “что нового в литературе?” он сказал (учтите, что это московский интеллигент, не пил, не курил, матом не ругался): “Есть такое гениальное произведение ‘Москва — Петушки’, но ты этого не поймёшь”. Я стала, как дура, спрашивать, в чём там дело, а моя знакомая отвечает: “Да просто пьяница едет в электричке”. Я потом то же отвечала, когда пришлось Вене оформлять военный билет. Врачиха в психоневрологическом диспансере, как узнала, что он автор “Петушков”, всё выспрашивала: ну что там? Ну, хоть в одной главе? — Да ничего особенного: едет пьяница в электричке. <...> Как я ему добыла паспорт — это отдельная история. Я тогда способна была пробивать всякие стены. А со стороны, наверное, выглядело, что Ерофеев женился на мне из-за прописки. Но я знала, что то, что сделаю я, — не сделает никто. Пустить в дом Ерофеева — всё равно что пустить ветер, это не мужик, а стихия. И в житейском отношении я ничем не отличаюсь от большинства русских баб: и у меня муж был пьяница, и у меня он всё пропивал» 18.