Владимир Соколов - Пришёл солдат с фронта

Мама застилала постель, после чего мы принимались за еду. Как только поезд трогался, пассажиры всегда разворачивали пакеты с варёной курицей, колбасой, бутербродами и начинали есть. Не потому, что были голодные, а просто так было принято. При этом ели с удовольствием. Я тоже ел с удовольствием, хотя в то время не отличался хорошим аппетитом.

А как приятно было засыпать под стук колёс и покачивание вагона после волнений, связанных со сборами в дорогу. Когда ночью поезд останавливался на какой-нибудь станции, я просыпался. Снаружи доносились голоса железнодорожников, слышно было постукивание молотка осмотрщика по колёсам вагона, пересвистывались маневровые паровозы. Любовь к путешествию по железной дороге сохранилась у меня на всю жизнь.

Просыпался я обычно рано. Быстро умывшись и позавтракав, я шёл в коридор. Устроившись у открытого окна поезда, я с интересом наблюдал за непрерывно меняющимися картинами жизни людей. Вот у закрытого шлагбаума переезда стоит женщина, держа за руку девочку. Девочка машет нам свободной рукой. Я помахал ей в ответ. Прогрохотав по железному мосту через речку, поезд выезжает на пойму, покрытую молодой зелёной травой. На лугу под лучами весёлого майского солнышка пасётся стадо рыже-белых коров вперемежку с овцами. Пастух с длинным кнутом на плече смотрит на проходящий поезд. Люди любят смотреть на проходящие поезда. В них есть что-то завораживающее, настраивающее на мечтательный лад.

Поезд ехал по дороге Ленинград — Москва до станции Лихославль. На этой станции паровоз отцепляли от головы состава, прицепляли к хвосту, и мы начинали двигаться в обратном направлении. В первый раз это меня очень удивило. Мне объяснили, что на самом деле мы не едем обратно в Ленинград, а нас просто перемещают на боковую ветку Лихославль — Торжок — Кувшиново. Я каждый раз с интересом ожидал наступления этого события. Железнодорожный путь в начале ветки изгибался дугой, и, если высунуться из окна, можно было увидеть весь наш зелёный состав с паровозом во главе. Были отчётливо видны даже красные шатуны, усердно вращающие его колёса. Это было великолепное зрелище! Ради него можно было даже пренебречь риском засорить глаза сажей из паровозной трубы.

Надо сказать, что паровозы были моей любовью. Я изучал их устройство по книжкам, знал все типы паровозов. Эта любовь сохранилась у меня до сих пор. В отличие, скажем, от электровозов, паровозы воспринимаются, как нечто живое, естественное. По ощущению это всё равно что завораживающее пламя костра, по сравнению с безжизненным светом люминесцентной лампы. Я любил по вечерам, после приготовления уроков, ходить на Финляндский вокзал, смотреть на паровозы прибывающих и от-ходящих поездов. Особенно хороши были такие прогулки тихими зимними вечерами. Медленно падают снежинки, чётко выделяясь на фоне светящихся фонарей. Я неторопливо иду по улице Комсомола, пересекаю площадь с памятником Ленину, голова которого покрыта снегом, (памятник стоял тогда у самого вокзала) и поднимаюсь на перрон… Однако, пора вернуться к рассказу о путешествии.

Мы подъезжаем к Торжку. Нас встречают предупреждённые заранее телеграммой тётя Надя и Никодим Арсеньевич с тележкой для багажа.

Деринги жили недалеко от станции, на Пролетарской улице. Дом скрыт за забором. Открываем калитку в воротах и входим в просторный двор, поросший травой. Деревянный одноэтажный дом расположен в глубине двора против ворот. Он старый, но ещё крепкий и просторный. Но самое интересное — позади дома. Там находится старый запущенный сад с прудом, заросшим ряской. В нём живут лягушки и другая живность. В этом саду мы с Вовкой обычно и проводили время за разными играми и разговорами. Разговоры были одним из наших любимых занятий. Иногда к нам присоединялся Сергей. Он был всего года на два старше нас. Мы с Вовкой были тогда учениками младших классов. Жоржику (так в семье звали Георгия) и Толе общаться с нами, малышами, было не интересно.

Обычно мы жили у тёти Нади несколько дней, пока за нами не приезжал дедушка Никанор, папин отец. Он отвозил нас с мамой на хутор на телеге, запряженной лошадью. В телеге было много сена, чтобы нам было мягче ехать. «Но, милая!» — говорил дедушка Никанор лошади. При этом он особым образом чмокал губами и дергал вожжи. Лошадь трогалась с места.

Я тоже пытался чмокать губами, как дедушка, и иногда у меня это получалось. До сих пор сохранилась в памяти картина: я сижу в телеге на свежем ароматном сене, передо мной мерно двигаются задние ноги лошади. Периодически лошадь приподнимает хвост и какает на ходу. Меня удивляла эта способность лошади. Когда надоедало сидеть, я соскакивал с телеги и шел рядом.

Иногда, когда папа с мамой ездили отдыхать в Сочи или Кисловодск, меня оставляли у тёти Нади на всё время папиного отпуска. Я с удовольствием жил у тёти Нади. У ребят была гитара, две балалайки и мандолина. Все они играли на этих инструментах ансамблем и в одиночку. Научили играть и меня. Это было началом моего приобщения к музыке. Исполняли народную музыку: «Ах вы сени мои сени», «Коробочку» на слова Некрасова, а также разные польки и вальсы. Ходили купаться на Тверцу. Это место изображено на снимке под названием «Вид с моста». Сюда спускается с крутого берега Водопойная улица. Здесь я впервые поплыл, то есть оттолкнувшись ногами и отчаянно гребя руками «по-собачьи», перемещался, не касаясь дна, несколько метров по течению.

«Пойдём к Станчицам на Водопойную», — предлагал кто-нибудь. На Водопойной улице в доме №4 жили дядя Афанасий с женой Клавдией Михайловной и их сыном Витей. Старшие дети — Фёдор и Борис, жили где-то отдельно от родителей. У Вити был костный туберкулёз. Была поражена бедренная кость. Болезнь прогрессировала. Он не мог вставать с постели. Мы с Вовкой приносили с собой конфеты и разные настольные игры. Не-редко к нам присоединялся Сергей. Мы развлекали Витю, как могли. У дяди Афанасия был граммофон с огромной красивой трубой и много пластинок. Мы с большим удовольствием слушали музыку. Граммофоны бы-ли далеко не в каждой семье. На фотографии 1928 года можно видеть Витю, Сергея и меня. На ноге у Вити повязка. Ему было в то время пять лет, и он ещё мог ходить. Витя умер в возрасте десяти лет в 1933 году.

Иногда мы с ребятами по вечерам ходили в городской сад. Там было очень красиво. Дорожки сада освещались фонарями, затерянными в листве деревьев. Клумбы с цветами, расположенные на лужайках, радовали глаз разнообразием красок. На деревянной эстраде играл духовой оркестр. Нарядные молодые люди гуляли парами с девушками и танцевали на площадке у оркестра. Никаких усилителей и громкоговорителей в ту пору и в помине не было. Я вдыхал аромат цветов, смешанный с запахом духов, слушал музыку, которая так прекрасно звучит на открытом воздухе, и мечтал о том, что и я, когда вырасту, тоже буду гулять с девушкой по полутёмным аллеям сада и танцевать, положив руку на её талию. От этой воображаемой картины сладко замирало сердце. До сих пор я почему-то люблю женщин больше, чем мужчин.