Владимир Соколов - Я ничего не придумал

ХОЧУ УСПЕТЬ! ХОЧУ УСПЕТЬ!

Ведь, если я расскажу об этих людях — они не умрут вместе со мной!

УСПЕТЬ-УСПЕТЬ-УСПЕТЬ!

Но иногда он звонил мне и говорил:

— Не хочу больше писать. Никому это не надо, никому не интересно.

Спазм сдавливал мне горло. Едва сдерживая слёзы, я лепетала в трубку:

— А как же я? Папа! МНЕ НАДО!

И потом уже, давала волю слезам, умирая от обиды и бессилия…

Проходило время, и он снова брался за работу… «Только ради тебя. Я за тебя умру…»

…Он не умер в первый год своей болезни.

30 августа 2009 года я получила экземпляр его самиздатовской книги:

«Дорогой Танечке, вдохновившей меня на этот труд,

с благодарностью и любовью. Папа.»

Вопреки прогнозам врачей, папа прожил ещё четыре года, и написал ещё четыре тома автобиографических заметок. Всё это пятикнижие он назвал МОЯ РОДОСЛОВНАЯ. Не очень мне понятно такое название, но это не важно. Позже он решил назвать свою книгу «Я ничего не придумал».

Что помогло ему жить так долго? Сила воли. Любовь к жизни. Светлый разум. Любящие люди вокруг…

— Доктор неотложки, начавшая реанимацию дома, и лично передавшая папу — с рук на руки — в отделение реанимации больницы Святого Георгия.

— Другие доктора, умные и честные — спасибо всем огромное.

— Моя дочь Маша и её подруга Лена.

— Сын моей подруги Арсений — мой брат по станции переливания крови.

— Папина жена Элеонора Евгеньевна. О, помню одну из новогодних ночей, когда она тайно осталась в больнице, и спала рядом с папой, на добрую зависть мужичкам — товарищам по палате…)))

— Сын Андрей… И много, много других добрых людей…

Последнюю, шестую книгу, папа написал по моей просьбе. Я лежала в онкоцентре, тайно от него. Говорила, что простудилась. Гуляя по больничному коридору, опутанная дренажами, я говорила:

— Папа, ты такой счастливый человек! Напиши книгу о счастье.

И вот она передо мной: «Если хочешь быть счастливым — будь им»

Санкт-Петербург, 2013 год.

В ней 47 страниц. А кончается она так:

«СПАСИБО ТЕБЕ, ГОСПОДИ, ЗА СЧАСТЛИВУЮ ЖИЗНЬ».

*********************************************************************************

Я, Соколов Владимир Иванович, родился 8 января 1925 года в городе Ленинграде. Моими родителями были Иван Никанорович Соколов и Ольга Андреевна Соколова, урождённая Станчиц. Таким образом, я возник в результате слияния двух генетических линий: Соколовых и Станчицев. Поэтому родословная, над которой я работаю, имеет целью проследить движение этих линий, как в прямом, так и в обратном от меня хронологических направлениях.

Отец родился в крестьянской семье. Ещё до революции приехал на заработки в Петербург, работал станочником на заводе Лесснера, а затем в компании Зингер распространял швейные машинки. Во время работы в Петербурге он познакомился со многими людьми, ставшими впоследствии видными партийными и государственными деятелями: Николаем Шверником, будущим председателем Президиума Верховного Совета СССР, Е. Г. Евдокимовым и другими, что, как мы узнаем в дальнейшем, стало для него причиной больших неприятностей.

Мама, которая также родилась в крестьянской семье, получила среднее педагогическое образования в Твери. Она работала учительницей в сельской школе. Отец познакомился с ней, женился и увёз молодую жену в Ленинград. Официальное образование отца — два класса церковно-приходской школы. При общении с отцом никто не мог этому поверить. А ведь в числе его друзей были выдающиеся деятели науки и искусства, такие как создатель системы звукозаписи Шорин, один из пионеров нашей радиотехники Шапошников, артист Александринского театра Вальяно и другие. Высокого уровня общей образованности папа достиг благодаря природной любви к знаниям и незаурядным способностям к их усвоению. Основными источниками интеллектуального развития были для него, конечно, книги и, что не менее важно, общение с высокообразованными, интеллигентными людьми.

Почти каждую неделю родители ходили в театр. Чаще всего они посещали «Мариинку» и «Александринку». Возвратившись домой, они обсуждали виденное и слышанное. Меня же водили в цирк и в ТЮЗ. Особенно я любил цирк. Билеты покупались заранее, и я очень боялся заболеть перед радостным днём. Нередко именно так и случалось.

Папа любил технические новинки. У нас был первый во дворе детекторный радиоприёмник, подаренный отцу его конструктором Шапошниковым, первый советский ламповый приёмник ЭКЛ-4. Когда на Невском впервые установили громкоговорители, мы с папой ездили их слушать. Мы ездили втроём на Невский в кинотеатр «Октябрь», чтобы посмотреть цветные американские кинофильмы «Кукарача», «Три поросёнка» и «Забавные пингвины». Первый фильм — игровой, остальные — мультипликационные. До этого цветные кинофильмы в СССР не демонстрировались. Мы с мамой смотрели в Выборгском доме культуры первый советский звуковой фильм «Путёвка в жизнь». До этого фильмы были «немыми». У нас появились первые во дворе велосипеды английской фирмы BSA. В СССР велосипеды тогда ещё не производились.

Я пишу эти строки на компьютере и не перестаю удивляться скорости технического прогресса и тем грандиозным изменениям в жизни людей, которые произошли на протяжении всего одной человеческой жизни.

Работал отец председателем обкома профсоюза работников электрослаботочной промышленности, т.е. промышленности средств связи.

Как только я научился говорить, мама заставила меня запомнить наш адрес: улица Комсомола, дом 49, квартира 10. Она объяснила мне, что это может понадобиться, если я случайно потеряюсь.

Квартира, которую отец получил после революции, была на втором этаже. Окна выходили во двор. В квартире были четыре комнаты, две из которых принадлежали нам. В остальные комнаты отец, во избежание принудительного «уплотнения», прописал своих хороших знакомых.

В одной из комнат жили две незамужние женщины из родной деревни отца — тётя Тоня и тётя Наташа. Они работали на фабрике «Красная нить» и не любили Сталина. Я сам видел, как они выкалывали ему глаза на портрете.

В другой комнате жил друг отца дядя Ричард, по фамилии Маурат (он был латыш), с женой тётей Фаней. У них родилась дочка Галя, с которой я подружился, когда она подросла, а дядя Ричард стал алкоголиком. Я сам видел, как он отпивал понемногу из трёх (по числу семей) бутылочек с денатуратом, которые стояли на кухне для разжигания примусов. Дядя Ричард был очень хороший, добрый человек, но ничего не мог поделать с собой и, чтобы не вредить семье, ушёл, как я узнал из разговоров взрослых, пешком в Москву. Больше его никто никогда не видел.