Егор Парфенов - Мой Совет

Напротив, положительный аспект в том, что Революций в нашей стране было три. А для Эволюции, как равномерного поступательного движения к прогрессу, в истории России практически никогда не было места. С чего бы вдруг ему найтись сейчас, в сбивчивом 2020-ом?

Извечный русский вопрос: «Горбачев или Ельцин?»; «Перестраивать или ломать, и делать по — новой?». Я не рассчитывал дать вам ответ в этих трех абзацах. Не потому, что не хотел, а потому, что у меня его просто не было.

Тогда я, кажется, выбрал Революцию. Глупо было ожидать чего-то другого от подростка. Как говорил Черчилль, «кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, а кто в старости не стал консерватором — ума».

Гормоны, романтика, драйв — вот что соблазняло меня и миллионы до меня. Вообще странно, что Ленину в Октябре было уже под полтинник.

Как я уже говорил, движущая сила Эволюции — естественный отбор. Если говорить о Революции, то это — слабоумие и отвага.

Вот уже июль, возможности выехать за рубеж еще нет. Все вспомнили о морали и заговорили о том, «как же можно думать о деньгах», когда каждый день люди умирают в промышленных масштабах. Их можно понять, ведь они не фараоны, и не заберут «честно нажитое» в загробный мир. Никто не положит их сберкнижки в сосновый саркофаг. Почему? Сыночкам нужнее. Покойнику уже все равно, белые тапочки или серые, Новодевичье или задний двор. Может, потомки и правы?

Наверное, по названию этой главы вы уже догадались, что же стало для меня альтернативой Неаполю. Маленькая деревенька под Карпогорами — Сура. Богом забытая родина святого Иоана Кронштадтского. Добраться до нее можно лишь на поезде, потому что дороги размыты или не построены. Аэропорт, который раньше был буквально в двух шагах от прабабушкиного дома, порос молоденькими елями и зарос мусором. Поэтому остаются лишь рельсы, которые, словно капилляры, оплетают все уголки гигантского тела России, неизменно впадая в сердце — в Москву. Порой кажется, что бесконечные тонны стали, растянутые по нашей территории — последняя настоящая скрепа. То, что обеспечивает единство отечества, как бы сшивая такие разные Питер и Магадан, аппендикс и спинной мозг — в одну страну, в один организм.

Мама купила билеты. Вроде, в плацкарт. Я выбрался из ее фордика и пошел на перрон. Без пяти семь, на Привозе очень сыро. Вокруг люди, караулящие свои клетчатые сумки. Все как один ждут, когда объявят посадку.

«Нумерация с хвоста поезда» — режет предрассветную тишину. Вмиг начинается шевеление: бабульки переупаковывают рассаду, молодняк заваливается в вагоны, а меня не отпускает мысль: «ну почему у нас все, даже поезд, начинается с задницы?»

Я перешагнул через пропасть и попал в вагон: резкий поворот направо, обжигающий бойлер… Вообще, каким-то чудом протиснуться через такой коридор — все равно что заново родиться. Только больно на этот раз тебе. А вы говорите, что жизнь — несправедливая штука.

Проходя через свисающие ноги, шуршащую фольгу и запах свежего белья, я добрался до своей полки. Удивительно, но я зашел среди первых, но все равно оказался последним. Вот она, народная сноровка, семьдесят лет практики живых очередей.

На верхней полке уже лежал мужчина. Спал он без простыни, прямо на бордовом кожзаме. Из его одежды я разглядел лишь черные носки с белесыми соринками, налипшими на ступни. На нижней боковушке сидела пожилая женщина в цветастой майке, со спадающими на лицо седыми прядями. Рядом с ней — девочка лет семи. Малышка болтала ножками в розовых колготках. А что еще делать в этой скучной консервной банке?

Мне на миг показалось, что я — Германия конца 19 века, как бы опоздавшая к дележке мирового пирога. Везде стояли какие-то котомки. Я попросил одну даму передвинуть ее кулек и запихал чемодан под лавку. Ну все, осталось дождаться отправления!

Во время проверки документов я смотрел в окно: ели, ж/д насыпь, ЛЭП. Березы, поле, ЛЭП. Минута, пять, десять — хватит. Надоело. Если бы поезд шел по рельсам бесшумно, как в какой-нибудь Японии, казалось бы, что ничего не меняется.

Мне случалось ездить по железной дороге в Европе, и я никогда не скучал. Каждый час — новый город, каждый день — новая страна. Укомплектованность пространства просто поразительна. Лимонов говорил, что «писать нужно так, чтобы без капли жира». Не удивительно, насколько это резонирует с европейским образом жизни. Почему? Он в ней много прожил, хоть и в вынужденной эмиграции. Дышал ритмом Парижа и загорал на римском мраморе.

Бердяев однажды написал: «Русская душа ушиблена ширью, она не видит границ…». О чем это? О трагедии русского человека, ставшего заложником собственной земли. Ни коммунизм, ни капитализм, ни что бы то ни было еще не повлияло на менталитет нашего народа сильнее географии. Он вылеплен ею. Горин как-то заметил: «Фашизм в России не пройдет, но это только потому, что в России ничего не проходит» — невероятно точно сказано. Ни одна идеология, ни один человек не обладает достаточной энергией, чтобы сдвинуть эту махину омертвевшей земли. С этим пространством ничего нельзя сделать. Оно сожрет все. Сейчас я скажу вам то, что тут же надо будет забыть: Россия обречена крутиться в колесе из двух процессов: неудачного отвинчивания и ужасного завинчивания гаек. За каждой попыткой реформации точно следует провал, а за ним — реакция, которая приводит к лютым морозам. Зима не может длиться вечно, поэтому всегда находится еще один смельчак, который считает, что в этот то раз все будет «по-другому»! Он, как капитан, объявляет новый курс и растапливает лед, в котором застрял его корабль. Но вместо движения к острову сокровищ, посудина начинает идти ко дну. Испуганная команда бунтует. Причем, вполне по делу: кэп наобещал им золото и свободу, но разрушил все, что они имели. Имели они немного. Да, есть было нечего, но в этом голоде и холоде была стабильность! Типичный сценарий реформирования России. В такие моменты думаешь, а не проще ли спустить на воду скромную шлюпку и спастись, чем пытаться поднять гнилой, но величественный линкор?

В чем проблема? Как сломать колесо, не дающее ступить ни шагу вперед?

Когда кто-то говорит вам «реформатор», что приходит вам на ум? Ну, мне, в первую очередь, личико Петра. А теперь так же честно ответьте еще на один вопрос: сколько жизней было положено на алтарь его преобразований? Сколько человек захлебнулось в болоте, на месте которого ему пришло в голову ваять свое наследие? Сотни тысяч! Сколько миллионов Сталин пустил в расход ради своей индустриализации? Десятки!

Самое обидное, что эти цифры лишь сотрясают воздух. Человек не в силах хоть как-то их представить или осознать. Мы лишь можем сравнивать количество нулей, как это делают бухгалтеры какого-нибудь Газпрома, считая бешеные деньги, которые им никогда в жизни не заработать.