Виктор Максимов - Исповедь старого солдата

Но время было ограничено. Я понимал волнение этого человека, его искренность и желание многое сказать о себе. Его слова о необходимости нам, солдатам войны, днем и ночью быть вместе, делать все, что в наших силах для того, чтобы противостоять силам войны. В этом наш долг — уберечь народ от войны, страданий и бед, защитить и солдата, первую и самую трагическую судьбу в войне… Меня особенно и не удивляло, что австрийский солдат говорит моими мыслями. В этом чуда нет: война породнила наши чувства и чаяния. Расставались с искренним душевным порывом, обнялись. В последний момент мой новый побратим поспешно достает портмоне, извлекает из него ассигнацию в пятьдесят марок и передает Ханнелоре со словами: вашему святому делу!

Через пару часов я уже сидел в автобусе рядом с Вернером Шмидтом, и мы ехали, любуясь и наслаждаясь снежными вершинами гор, пестрыми коврами альпийских лугов, ущельями, по которым проходила дорога. Вернер, будучи в советском плену, вернулся домой с некоторым запасом знаний русского языка, и мой скудный запас немецких слов помогал нам понимать друг друга, но все же больше помогало чувство взаимопонимания, заложенное, по-видимому, нашими судьбами. Именно тогда, в пути, у Вернера возникло желание снова побывать в России, через полвека приехать в те места, где прошли несколько лет его молодости. Он уже радовался этому желанию, верил и надеялся на встречу с российскими ветеранами с самыми добрыми чувствами, а я находился рядом с человеком близкой мне судьбы, судьбы солдата…

Но вернусь к рассказам знакомства с немецкими ветеранами. В Вильдорфе, Баварии, с Готфридом Шумом, бывшим танкистом с перебитыми ногами, вспоминаем войну, много говорим о жертвах войны с той и другой стороны, удивляемся несуразности, нелепости сути войны. Готфрид удивляется тому, как немецкий народ мог допустить эту войну. Сам себе не может объяснить, почему и ему так заморочили голову, и он оказался в танке для того, чтобы убивать людей… Иногда даже не верит в то, что произошло с ним в молодости, да ноги напоминают каждый день, каждый час.

Во Франкфурте-на-Майне встречался с Куртом Шабловски, для которого прошлая война началась в 4 часа 22 июня 1941 года. В ее первые часы Курт снимает звездочку с фуражки убитого пограничника, лежащего на бруствере окопа. Из дрожащих рук Курта я беру эту звездочку. Курту спазмы перехватывают горло, ему трудно дышать, открытым ртом он хватает воздух. Звездочку хранил, как талисман, прошел войну и вернулся из плена с этой звездочкой и самодельным чемоданом из фанеры из России. Жизнь Курта после войны, как он говорит, была успешной. Но все послевоенные годы война не покидала его. Курта беспокоит и сегодня политика непрекращающихся военных конфликтов в мире. Страшит распространение ядерного оружия, беспокоит судьба будущих поколений… Он очень ценит гуманитарную акцию помощи российским ветеранам и поддерживает ее материально. Очень ценит, радуется встречам немецких и российских солдат и сожалеет, что возраст и здоровье не позволяют ему принять участие в этих встречах.

Встречи, встречи… Группа американских солдат прошлой войны в составе хора пенсионеров из Америки при посещении Дрездена встретилась с немецкими ветеранами войны. Принимал в этой встрече активное участие и я, как ветеран войны из России. Первый бокал за столом ветераны подняли за память тех солдат, которые остались в войне навсегда.

Присутствуя на встречах, я не мог и допустить мысли, что это встречаются бывшие враги: общение проходило в исключительно доброжелательной обстановке доверия и взаимопонимания. Все напоминало встречу давно не встречавшихся друзей: говорили о прошлом, особенно выразительно говорили о дружбе, о мире между народами. Я видел и присутствовал среди людей одной судьбы!

Расставались друзьями с объятиями и пожеланиями друг другу добра, здоровья и мирной жизни. К сожалению, время за столом было ограничено. Эти встречи были для меня судьбоносными, они во многом изменили мой взгляд на войну, на роль народов и определили мой жизненный путь.

Трудно было объяснить, почему, но раз за разом, встречаясь с ветеранами, бывшими в годы Великой Отечественной войны нашими врагами, возникает чувство схожести судеб солдат той большой войны, чувство взаимопонимания. Подошло время и вот я вместе с немцами сижу в одном «окопе»: собираю гуманитарные дарения, пакую вещи, помогаю доставлять их в Россию для госпиталей, своим старым солдатам. Это сотни тонн жизненно важных медикаментов, всего, что помогает облегчить и продлить жизнь ветеранам. Немцы стали для российских ветеранов желанными гостями… Налаживаются личные контакты между российскими и немецкими ветеранами, завязываются узы дружбы. В Дрездене я вместе с немецкими ветеранами возлагаю цветы на могилы наших солдат: кладбище ухожено, все это сделано немцами.

Точно помню: именно на кладбище наших военнопленных солдат, умерших в лагере Цайтхайн, я вспомнил, как в семидесятые годы, под Воронежем, возле села Семилуки, что на берегу реки Дон, проезжая на машине вдоль дороги, увидел разбросанные человеческие черепа и ужаснулся! Стал выяснять у сельчан — откуда взялись черепа? Знал, что в этих местах во время войны шли тяжелые бои при форсировании Дона. Толпившиеся в очереди возле магазина местные жители успокаивали меня:

— Да ты чего подумал? Это не наши. Ребятишки в футбол играют, гоняют черепа немецких солдат, вокруг деревни полно их…

И я успокоился — «не наши».

В брежневские времена по всему Советскому Союзу, во всех городах, селах поселках появились обелиски, в городах — мемориалы, стелы с Вечным огнем и с именами погибших воинов, односельчан… Сейчас, за редким исключением, большинство из них исчезли, развалились, а вечные огни погасли… Развалился и мемориал возле села Семилуки, открытие которого в свое время транслировали по Всесоюзному телевидению.

Решил найти места захоронения немецких солдат на Урале. Советуюсь с ветеранами. Многое вспоминаем, думаем, а тут еще перед глазами гуманитарная помощь от немцев. Старики торопят: «Давай!» Поддержал идею и начальник госпиталя Семен Спектор — бывший малолетний узник гетто. В результате поисков решили открыть первое кладбище немецких военнопленных в поселке Уралниисхоз, который находится в 20 километрах от Екатеринбурга. Почему именно там?

Во-первых, очевидцы показывают точное расположение могил. Во-вторых, в последние годы при попытке выкопать силосную яму сельчане наткнулись на гроб и отказались от дальнейших работ: яму заровняли. По мнению очевидцев, всего на кладбище было около 115 могил. Позднее в моих руках оказалась копия справки, выданная администрацией лагеря высшей инстанции службы НКВД, о 13 немецких солдатах, умерших в лагере, поименно: фамилии, время пленения, место призыва в вермахт в Германии, время смерти и номер могилы. Умерших солдат хоронили сами военнопленные, на могилах ставили деревянные кресты…