Шелли Клейн - Самые жестокие женщины в истории

Первое, заявил он, Лиззи планировала убийства, чтобы получить значительную денежную сумму; второе, что она провела все свои планы до последней буквы; и третье, ее постоянная ложь при опросах полиции не была поведением невиновной женщины.

Позиция Муди была очень сильной, с учетом как финансового мотива, так и подробных свидетельств, связывающих обвиняемую с преступлением. Однако он немного переусердствовал с драматизмом, когда выложил на стол перед собой пакет (обертка которого позднее будет демонстрироваться как улика). Он развернул бумагу, скрывающую два жутких предмета. Там оказались гипсовые слепки с голов мистера и миссис Борден. Вполне понятно, что Лиззи потеряла сознание, но вскоре пришла в себя и оставалась во время всего суда инертно-спокойной, нарушив свое конституционное право на молчание лишь заявлением: «Я не виновна. Оставляю право говорить за меня своему защитнику».

Не сбившись, обвинение пошло дальше. Чтобы доказать свое первое утверждение, то есть мотив, Ноултон и Муди вызвали свидетелем Джона Винникума Морса, который заявил, что Эндрю Борден незадолго до смерти изменил свое завещание. Морс показал, что по новому завещанию Эмме и Лиззи доставалось по 25 тысяч долларов, а остальное состояние (оцениваемое в полмиллиона долларов) должно было отойти к Эбби Борден.

Затем Ноултон и Муди перешли к обсуждению «предрасположенности» Лиззи к убийству, пытаясь представить как улику ее свидетельские показания во время допроса. К несчастью для обвинения и очень удачно для Лиззи, ее юристы (в особенности Эндрю Дженнингс и Мэлвин Адамс) резко возразили против этого, утверждая, что ее заявления делались до того, как она была обвинена официально. Они также добавили, что в требовании Лиззи о присутствии при допросе адвоката, ей было отказано. Судьи согласились с Дженнингсом и Адамсом, лишив, таким образом, обвинение одного из самых решающих свидетельств. Но это было не самое худшее, потому что дальнейшие попытки обвинения также были сведены к нулю, когда один из судей дополнительно постановил, что показания Эли Бенса об отказе продать Лиззи синильную кислоту также должны быть изъяты, так как следов отравления не обнаружено.

Затем обвинение попыталось заявить, что топор в подвале дома Борденов был тем самым, что использовался для убийства. Они утверждали, что на нем явные следы того, что его недавно чистили не только водой с мылом, но также и золой. Длина ран, обнаруженных на обеих жертвах, также соответствует размеру лезвия топора. Однако не было обнаружено ни единой, убедительной улики, которая увязала бы топор с обвиняемой.

Наконец обвинение предъявило неспособность Лиззи точно вспомнить, где она находилась в момент убийства. Однако доктор Боуэн показал, что он давал Лиззи сульфат морфия не только в вечер, когда был убит ее отец, но также и во время допроса и пока ее держали в тюрьме в ожидании суда. Позднее защита Лиззи использовала это показание, утверждая, что лекарство могло повлиять на ее умственные способности, может быть, даже изменив ее воспоминания о местонахождении 4 августа.

Через двенадцать дней обвинение остановило дело. Они представили факты, четкие и логичные, но им сильно помешало судопроизводство.

По контрасту с обвинением защита взяла всего два дня для того, чтобы представить суду свою версию истории, хотя ее вариант был гораздо более натянутым. Проводимая тремя юристами — Эндрю Дженнингсом, Джорджем Робинсоном и Мелвином Адамсом защита настояла на том, что действие, разыгравшееся в доме номер 92 по Второй улице, не имело ничего общего с тем, что предъявило обвинение. Вместо того чтобы объявить преступницей Лиззи Борден, они уверяли, что кто-то проник в дом и, незамеченный ни одним из обитателей, убил мистера и миссис Борден, а затем проскользнул в подвал и сбежал через задний двор. Выстроив такой сценарий, защита представила ряд свидетелей, чтобы подтвердить, что во время совершения убийства в окрестностях видели какого-то странного чужака. Кроме того, они вызвали также Эмму Борден.

Эмма приняла сторону сестры с того самого момента, как Лиззи обвинили в убийстве. Теперь ее попросили занять место свидетеля и показать, что у младшей сестры не существовало никакой причины убивать Эндрю и Эбби Борденов. Она держала себя достойно, отвечая в прямой, вызывающей доверие, манере.

19 июня Джордж Робинсон произнес свою заключительную речь, которая была, по мнению некоторых, экстраординарной речью, суть ее может быть сведена к одному короткому утверждению, которое он сделал прямо в суде. «Чтобы признать ее (Лиззи Борден) виновной, — произнес Робинсон, — вы должны поверить, что она дьявол. Джентльмены, похожа ли она на него?»

Невозмутимо сидящая за столом эта тридцатилетняя старая дева, образцовая прихожанка местной церкви, предусмотрительно одетая во все черное, с двумя исполнителями по бокам, выглядела скорее респектабельной матроной, чем кровавой убийцей. Но, как будто этого было недостаточно, судья Дьюи (который был назначен в Верховный суд именно Джорджем Робинсоном) повернулся к присяжным, чтобы резюмировать дело, и повторил почти все, что сказала защита, будто это Евангелие.

Присяжным потребовалось чуть больше часа, чтобы вынести вердикт. В понедельник, 19 июня, Лиззи Борден была признана невиновной в убийстве отца и мачехи. Она покинула суд свободной женщиной.

Сегодня кажется невероятным, что такая хлипкая защита смогла легко добиться оправдания, но в 1893 году никто не слышал, чтобы респектабельная леди из среднего класса обвинялась в подобном преступлении. В основном к женщинам, по определению, впервые данном поэтом Ковентри Патмором, относились как к «ангелам в доме» [5] Термин взят из строки стихотворения Палмор, прославляющей любовь в браке, «Ангел в доме» (1854–1863), оно превозносит добродетели грации, мягкости и простоты, добродетели, которые каждая леди Викторианской эпохи не только должна была по предположению ценить, но которыми должна была также обладать. , то есть они были выше упрека в таком тяжелом и корыстном деянии, как убийство.

Известно, что через пять недель после суда Лиззи и Эмма купили большой, тринадцатикомнатный дом под номером 306 по французской улице, который находился в востребованном, фешенебельном районе Фолл Ривер. Лиззи (которая теперь сменила свое имя на Элизабет А. Борден) вела полную комфорта жизнь, часто ездила в театры Бостона, Нью-Йорка и Вашингтона. Но в 1897 году ее имя снова попало в заголовки газет, когда ее арестовали за кражу двух картин из магазина компании Тилден — Тербер. «Путь» украденных картин якобы проследили до дома Лиззи Борден, но дело было решено без суда, и о нем больше ничего не говорилось. В голове сразу всплывает эхо краж в доме номер 92 по Второй улице.