Юрий Безелянский - Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

Утешает, что занимаюсь небесполезным делом, а для людей. Выступил в прямом эфире по радио, и звонки: «Получила колоссальное удовольствие… Спасибо за то, что вы существуете…» Приятно. Звонки по поводу предстоящих телесъемок. Вайнер-старший: «Когда будем смотреть девочек?». Звучит двусмысленно: то ли царские смотрины, выбор невест, то ли вопрос врача-гинеколога. А еще просмотр обложки в «Современнике» — «Налог на любовь». Не понравилась: женщины какие-то синие, как в морге. Забраковал…

5-го с Эдиком по приглашению Хазанова поехали в театр эстрады на сольный концерт Романа Карцева. Пошел за кулисы и подарил Хазанову две книги «Поцелуй от Версаче» и «Улыбку Джоконды», там был Евгений Петросян: «Я тоже хочу…». Познакомил Эдика с Хазановым, оказалось, что они вместе работали в 8-м цеху на радиозаводе в Татарском переулке. Тогда Хазанов был совсем юн и ходил в ковбойке. Весело поболтали, а потом буфет. Эдик угощал: мартини и бутерброды с рыбкой. Минуты отдохновения… В фойе пообщался с генералом Громовым и его женой Фаиной (она меня помнит), с Бесковым и его женой Валерией… А 6-го съемки на Симферопольском бульваре в развлекательном комплексе «Мицар». Моей партнершей была бывшая топ-модель Лера Крейн, племянница Говорухина (1980 год, 175 см). Хорошенькая, но невежественная — о Есенине, Райх и Дункан ничего не знает и мои заготовки читала бездарно… Во второй программе моей партнершей была молодая актриса театра Маяковского Олеся Средзиловская. Олеся читала отрывки из Мопассана, и мне было с ней легко. Две программы заняли более 5 часов. На следующий день должны были другие съемки, но они сорвались по каким-то там причинам, а точнее, по финансовым, и встретившийся мне Игорь Фесуненко утешил: «Телевидение — это сумасшедший дом».

Десять дней не записывал, а сколько событий: ураган, буря, цунами… 8-го затопили в связи с холодом (таких холодов не было 80 лет). Напечатал первые 15 страниц «Клуба 1932» — это в один-то день, и покатилась все дальше…

11 мая — день трех книг. Печатал «Клуб», снимал вопросы в книге «Страсти по Луне». Получил комплимент: «Вы — гениальный человек: так, как вы работаете с информацией, мало кто может…». Стараюсь, стараюсь. Ловец информационного жемчуга. В «Современнике, куда я примчался, подписал обложку «Налог на любовь» — сидящая в полоборота, обнаженная кисти Энгра. На следующий день принимал режиссера и редактора со студии им. Горького, обсуждали, что и как снимать. Короче: забот полон рот. А тут в магазин ходил и возмутился на копающуюся в овощах бабку, а она мне: «Милок, а ты что спешишь? Ведь безработный и время девать некуда…». Редкий на сегодняшний день случай: у меня есть куда!..

ВК, «Радуга», «Терра», «Дарьял-ТВ», а еще радио. 14-го записывал свою программу и споткнулся на слове «Кремль», режиссер заявила, что произношу не достаточно мягко, тогда я предложил иное: крем-брюле. Но режиссер оказалась без чувства юмора: не поняла. А пока я юморил с Кремлем, вокруг него разыгрывалась драма с импичментом президента: коммунисты рвались свалить Ельцина, но не вышло. Всплыла фигура «престолонаследника» Сергея Степашина, который тут же заявил: «Я не Пиночет». Это уж точно: Пиночеты не бывают с мягкими румяными щечками, у них лица жесткие и волевые. В общем, идет какая-то политическая катавасия: то ли драма, то ли фарс. Как написал Дима Быков: «Жить в России трудно, временами противно, но не скучно».

Из последних строк Андрея Вознесенского:

Вчера в «Итогах» выступали лидеры фракций: тупоговорящий и замшелый Зюганов, клоунствующий, но иногда выражающий вполне здравые мысли Жириновский, молодой и умненький Владимир Рыжков (далеко пойдет) и устало-мудрый Явлинский. Импичмент, возможное назначение Степашина на пост премьера и прочая политическая каша. Я слушал, а сам в мыслях в далеком прошлом, только что закончил материал о Софье Потоцкой и о разделе Польши. Какие страсти пылали, какие закручивались интриги, как кипела политическая жизнь! А какая удивительная судьба была у графини Потоцкой. Она умерла в 1822 году в возрасте 56 лет, но прожила не одну, а несколько бурных жизней. В конце своего очерка-эссе процитировал строки Михаила Кузмина:

И добавил к Кузмину: «Все минуло. Скрылось. А мы лишь пытаемся восстановить прошлое», словом, выступаю в роли восстановителя, реставратора прошлого — российской истории и русской литературы. И мне это нравится (а еще за это деньги платят!), вот только усталость досаждает да постоянно испытываю цейтнот времени…

Эра «Вечернего клуба» катится к концу. Ф. заявил, что то, что я пишу, ему неинтересно, он все знает сам (хотя все другие говорят об обратном: очень интересно), все ясно: просто Ф. выдавливает меня, чтобы публиковать себя и своих сереньких друзей: яркость слепит им глаза. Почти по Гончарову: обыкновенная история. Но лично мне уже не до ВК: я весь в книгах: «Вера, Надежда…» раскуплена в «Библио-Глобусе». Ходко идет «Джоконда». Зимина в «Радуге» уже закупила бумагу для «Страсти по Луне» и рассматривает вопрос об издании «Клуба 1932». В «Современнике» «Налог на любовь» поставлен на июнь. Все крутится-вертится. Был на «ТВ-Дарьяле» в студии им. Горького. Пока ералаш: составление планов, смет, крики-споры, приглашен новый режиссер Игорь Большаков, артист из театра оперетты («Сильва, ты меня не любишь, Сильва, ты меня погубишь!..»). В совещании участвовали длинноногие красавицы: Валерия Клейн, Инна Бут, Зарема Сальникова, Катя Писецкая, очевидно, с легкой руки Вайнера: он любит красоток. Руководитель Вилен Визильтер придумал название моей программы «Легкое дыхание…». Легкое — так легкое. Но пока никакого дыхания, одно предварительное сопение.

Что еще? Еще чего — много, но отмечу малое: долблю рукопись «Клуба 1932». Ездили с Ще на Химкинское кладбище. Случайно глянул на одну из плит: Царькова-Гляделкина. И сразу пришли слова: отгляделась, бедняжка… А еще писал письмо Витеньке в Аугсбург: «…я давно решил, что ни в какую Германию не поеду. Тут, конечно, несладко и масса фокусов каждый день (потрясения, разоблачения, сенсации, пляска рубля и т. д.), но это все-таки мой дом и мне на старости лет невозможно привыкнуть к другой стране, новому бьггу и всему прочему, не говоря уже о том, что я не хочу изучать немецкий язык. Ты — другое дело, и в Москве уже начал «шпрехать». И потом — тут меня издают, а что там? Кому я там интересен и нужен?..».