Юрий Безелянский - Драма лихих 90-х. Книга 2. 90-е годы

На следующий день какая-то досъемка и пересъемка, и Большаков требовал от меня: «Дайте эмоцию!». Это дома легко изображать из себя артиста, а на съемочной площадке — довольно тяжко, тем более никаких «щепок» и «щук» не кончал, а всего лишь экономист, плехановец.

Съемки съемками, а пресса прессой. Много читаю. Поразило интервью с Валерием Аграновским», ему 70 лет: «Инсультов у меня было семь». «Я слышу, как уходит время…». Ужасно. Из интервью с Тимуром Зульфикаровым: «Самые великие книги и самые убогие одинаково никому не нужны… Мое равнодушие к рынку пропорционально равнодушию ко мне издателей… Издается в основном графомания…». О себе: «Моя литература — это Эверест… Одна литературная дама сказала мне: «После того, как умер Борхес и исписался Маркес, мировая сцена пуста, наступило время ваших сочинений». И это Тимур серьезно? Ну, гений в коротких штанишках! Нельзя почитать себя великим, это даже не смешно. Надо быть скромным. Я, к примеру, пишу просто полезные людям книги, с определенным набором культурологической и исторической информации. И никаких Эверестов. Может быть, только Валдайская возвышенность, о которой упоминал Розанов. Единственная фраза Зульфикарова, которая мне понравилась: «Россия полюбила спать с тиранами». Добавлю: тирания — русским в масть.

Я постоянно нахожусь в двух стадиях: в фазе работы и в фазе ожидания. Жду выхода книг, съемок, гонораров, поездки в Германию. Колебались: Франция или Германия. Выбрали Германию и связались с фирмой «Планета» на Тверской и уже сдали 1.826 долларов за двоих: 8 дней-7 ночей… Все время попадают неизвестные мне строки о Луне, вот и у Набокова:

Куча новостей и неизвестно, что выбрать для истории (истории жизни московского интеллигента в очках). Были снова телесъемки у памятника Пушкина и целый цветник приглашенных молодых женщин, в том числе какая-то балерина Лиза Сбышева, приглашенная на роль Айседоры Дункан (это для съемок о Есенине). Сначала съемки, а потом монтаж, но это уже не моя головная боль.

Я погружен в свои проблемы, а, тем временем, страна кипит и бурлит. В МК прекрасная публикация Екатерины Деевой «Последний любовник России» о Ельцине. Сначала любовь, а потом полное неприятие за самодурство, маразм и отсутствие настоящих экономических реформ. Как утверждает пресса, сегодня в России более 80 % россиян относят себя к малообеспеченным или живущим за чертой бедности. Я пока, за счет своего интенсивного труда и востребованности, на плаву, и в доме постоянно шоколадные конфеты (ну, сластена, что поделаешь!). Восемь лет прошло со дня путча ГКЧП, как справедливо написал Кирилл Ковальджи: «С одной стороны — свобода, а с другой — бардак полный…». Алла Гербер: «Замечательно, что мы свободно говорим по телефону, называем любые имена и не трясемся, выходя на улицу. Плохо, что опять пришли к необходимости сильного, властного царя…».

Инцидент на помойке. Выношу мусор, какой-то пьяненький бомж бросается на меня: «Чего ты лезешь в мою помойку?!». И замахивается бутылкой, пришлось его резко оттолкнуть, и он завалился на металлическую ограду. Крик вдогонку: «Я этому лысому голову проломлю!». Рассказал об этом Ще, она сказала, что когда я небритый, то действительно выгляжу, как бомж… А бедный Светлов, совсем старый, не выходит на улицу, но бодрится и приводит слова Бориса Ефимова, с которым он знаком и которому, на всякий случай, 99 лет: «Я не тороплюсь…».

Записывался на радио и зашел в свою бывшую латиноамериканскую редакцию. Леонард Косичев: «Почему у тебя нет морщин? Почему ты такой молодой и динамичный?». Я развел руками: и что на это отвечать? Ну, виноват. Или, как говорит Щекина подруга Лиля: «Ну, стреляй меня!».

В гости и по делу приезжал Аркадий Болдинский. Золотые руки, привел в порядок балконные двери, напевая при этом «Милая моя!..» и приказывая гвоздям и болтам: «Тихо! Стоять!..». Как я завидую всем мастеровым, которые умеют прибить и забить. В этом смысле я белоручка. Только пером или по клавишам пишмашинки, хотя это тоже профессиональное умение. Не успел закончить эту фразу, как в голове зароились ассоциации и афоризмы о писателях и их труде.

«Начинаешь писать, чтобы прожить, кончаешь писать, чтобы не умереть» (Карлос Фуэнтес).

«Мы вовсе не врачи — мы боль» (Александр Герцен).

«Кто-нибудь всегда смотрит из-за твоего плеча, как ты пишешь. Мать. Учитель. Шекспир. Бог».

И последнее. Бенджамин Дизраэли: «Если мне хочется прочитать роман, я пишу его».

Мой дневник — это тоже своеобразный роман. Роман с самим собой. Роман о себе. Грустная хроника побед и поражений. Попытка удержать и сохранить время…

В 1997 не вышло ни одной книги, в 1998 — две, а в 1999 — три. Вчера получил 10 авторских экземпляров книги «Страсти по Луне», тираж 5 тыс. экз. 368 страниц, гарнитура Таймс. Рад? Вроде бы. Но больше испытываю усталость, чем радость. Скорей бы в Германию! Погода благоприятствует: тихие дни, с солнцем и прохладными вечерами.

Вчера была презентация в «Москве» на Тверской. На дверях объявление: «У нас в гостях Юрий Николаевич Безелянский». В 1949 году, 50 лет назад, мог ли я об этом предположить, беспечно фланируя по улице Горького, — юноша без будущего?.. За 2,5 часа подписал примерно 50 книг (выставлены были три: «Вера», «Джоконда» и «Луна»). Интересно, кто покупал: одна женщина живет в Нью-Йорке, другая — в Голландии, третья — в Дюссельдорфе, все наши. Все трое приглашали приехать, но при этом не оставили ни адресов, ни телефонов. Но приезжайте!.. Кто-то купил книгу для старенькой мамы, которая была когда-то в Париже и ей «хорошо бы освежить память о Лувре». Кто-то воскликнул: «Я вас слушаю и читаю, но вот впервые увидела, какой вы!..». Но «какой» не расшифровала. Очевидно, совсем не такой, каким она себе представляла. Книги покупали порой удивительные люди. Подходит хрупкая миниатюрная женщина в белой блузочке и просит подписать ей книгу и диктует: «На память Михеевой (далее имя-отчество), полковнику юстиции».

— Вы полковник юстиции?

— Да, — отвечает она с достоинством.

Подходил бывший ведущий Кинопанорамы Капралов, жаловался на финансовые затруднения и книгу не купил, а я ему не подарил, — сам небогатый.

Актеры перед спектаклем обычно мало едят или даже совсем не едят. Я не артист и перед съемками навернул тарелку щей. В 12.20 30-го, в понедельник, был уже в студии. И опять грим, свет, поиски фокуса. Наконец поймали, и Грачик в мой адрес: «Какой красавец!». Сказал, очевидно, для того, чтобы подбодрить неартиста. Записали две программы: о Гете и об отношениях Есенина и Зинаиды Райх. Напряг и суета, конечно. Говорил тут со своим ровесником, Борисом Жутовским (член Клуба). Он: «Вы суетитесь, вкалываете, я суечусь, вкалываю, а как же иначе! Иначе — похороны…».