Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Если не пытаться привязать музыкальную историю к конкретным историческим событиям, то содержание «Шахмат» покажется совершенно замечательным. Там все великолепно, начиная с идеи и заканчивая блестящей музыкой. Недаром песня из него «I know him so well» [24]долгое время занимала первое место в европейских чартах, а суперхит «One night in Bangkok» [25] Одна ночь в Бангкоке ( англ .). , перепетый по-русски Сергеем Минаевым, застревал у людей в голове на несколько дней после танцев на любой советской дискотеке. Могу только представить, как бы могла повернуться и личная, и профессиональная жизнь Аллы Пугачевой, которую Бьорн и Бенни мечтали видеть в роли жены советского шахматиста. Они лично приезжали в восемьдесят третьем году уговаривать певицу участвовать в постановке. Но в то время одиннадцать месяцев за границей, которые требовались на репетиции, запросто могли приравнять к бегству из страны. Пугачева, как потом сама признавалась, отказалась, рыдая, потому что очень хотела петь, но не смогла согласиться в ущерб родителям и десятилетней дочери.

Да, сорок лет назад советские артисты не могли принимать участие в западных постановках. А теперь, к счастью, эти постановки приходят к нам, получают новое сценическое воплощение и смотрятся не менее зрелищно, чем лучшие бродвейские мюзиклы. А что касается «Шахмат», хочу заметить: несмотря на то что мир сильно изменился за последние тридцать лет, спектакль от этого, на мой взгляд, только выиграл и стал еще более актуальным. Ведь на самом деле нет особой разницы, представители каких стран сходятся за доской. Это всегда две противоборствующие силы, две совершенно разные планеты, притягивающиеся друг к другу только желанием победить. А когда в чемпионы мира метят представители одной страны, страсти разгораются еще более яркие, ведь такие матчи заставляют публику бурлить, протестовать, негодовать, ликовать, обвинять и оправдывать. Страна делится на два лагеря, пресса смакует подробности, сама игра отходит на второй план, а на первый вылезает какая-то кулуарная возня, интриги и сплетни. И доказательств этому в моей жизни было немало.

Бобби Фишер определенно хотел избежать таких уроков, и в шахматах ему это сделать удалось, но можно ли избежать подобного в жизни? Каждая новая встреча, каждый последующий день, каждая очередная поездка – это бесценный опыт, которым нельзя пренебречь. Шахматы с этой точки зрения мало чем отличаются от жизни. Ты учишься не только в процессе игры. Знания складываются не просто из перестановки фигур и позиции на доске. Противник – это не энциклопедия дебютов, побед, поражений, интересных комбинаций или ма2стерских атак. Это прежде всего личность, которая помогает тебе двигаться вперед, расти, развиваться, преодолевать себя. Соперничество предполагает превосходство одного над другим. Со стороны именно так и кажется: один борец кладет на лопатки другого, в нокаут отправляет конкурента боксер, лыжник, бегун, конькобежец быстрее других преодолевают дистанцию, а фигурист безошибочно исполняет каскад сложнейших прыжков. Они занимают первую ступень пьедестала, возвышаются над уступившими в борьбе спортсменами, и публика воспринимает происходящее как победу одних над другими.

Но спорт – это прежде всего борьба с самим собой. Особенно тогда, когда ты уже достиг вершин. Ошибочно полагать, что из спорта уходят, потому что боятся конкуренции. Считается, что все только и думают о том, как бы уйти непобежденными, не упасть с трона и не разочаровать зрителя. Все это ерунда. С течением времени всегда найдется тот, кто быстрее, выше, сильнее. Особенно в тех видах спорта, которые требуют большой физической нагрузки. Невозможно показывать одинаковые результаты в двадцать и в сорок. Но уходят не поэтому, а только потому, что все уже доказали себе, преодолели себя, справились с собой, а не с вереницей соперников.

Что должен был я обрести в соперничестве с Каспаровым? Какие новые знания? В чем должен был убедиться? Каких противостояний еще не было в моей жизни до встречи с ним? Казалось, матчи с Корчным и полностью опустошили меня, и одновременно наполнили до краев: и шахматной силой, и умением держать удар, и пониманием того, что закулисная возня – мощное и действенное оружие, которое привлекает публику не меньше, а то и больше ситуации на доске. Корчной лучше других демонстрировал мне и всему миру, что для достижения цели можно не гнушаться любыми средствами. Так чем мог меня удивить Каспаров? Пожалуй, лишь тем, что в отличие от Корчного он получал мощную поддержку властей и при этом везде и всегда рассказывал о том, что его притесняют, тормозят и не дают развиваться. Публика склонна верить словам. Особенно когда их произносят громко, эмоционально и убедительно. Но что стоит за этими словами? Ничего. Пшик. Пустой звук.

Все разговоры о притеснениях и невнимании могут иметь под собой почву сейчас, когда Гарри Кимович примкнул к политической оппозиции и действительно не может рассчитывать на симпатию действующей власти. Но если вспомнить прошлое, то жалобы Каспарова любому здравомыслящему человеку покажутся абсурдными и совершенно несостоятельными. На моей памяти в мире не было ни одного гроссмейстера, которому власти оказывали бы настолько мощную, безоговорочную и всестороннюю поддержку, как Каспарову. Стоило ему проявить себя, как его исключительность тут же признали и превознесли. Я ни в коем случае не хочу приуменьшать талант и шахматные способности Гарри. Ни один шахматист не поднимется так высоко, сколько бы ему ни помогали, если только он не мастер высокого класса. Предположу, что сейчас Гарри занимает второе место после меня по количеству побед в турнирах. Какое-то время я играл не просто много, а бесконечно много. С семьдесят пятого по восемьдесят четвертый год не испытал ни одного провала ни на одном турнире. Однажды журналисты заинтересовались количеством моих выигрышей, ведь до моего появления в шахматном мире рекорд принадлежал Алехину, который мог похвастаться семьюдесятью шестью победами. Посчитав, обнаружили, что число моих выигрышей в соревнованиях с уровнем мастера спорта уже тогда перевалило за сто. Сейчас в моей копилке сто восемьдесят пять побед в турнирах такого уровня. Но интересная история, связанная с этими подсчетами, случилась в Гронингене. Мы играли товарищеский матч с моим историческим соперником – голландцем Яном Тимманом. Он единственный в мире шахматист, которому до восемьдесят пятого года удавалось выиграть у меня – действующего чемпиона мира – три партии. И пусть это было в разных турнирах, шахматной силы Тиммана это нисколько не умаляет.