Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

В Лионе ситуация оказалась еще комичнее. Мне был предоставлен отличный дом с прекрасными удобствами, но расположен он был очень далеко от зала Конгрессов, где мы играли. Если Гарри жил в шаговой доступности от этого места, то мне приходилось выезжать за час до начала партии, чтобы преодолеть автомобильные пробки. В самом доме из неприятностей обнаружилась только одна: в моей кровати проживали принесенные хозяйским псом блохи. Довольно паршивое соседство, вы не находите? Вызванная санитарная служба расправилась с вредителями в два счета, но какое-то время случившееся мне казалось абсолютно невероятным. Блохи. Не где-нибудь, а в чудесном чистом доме, хозяйка которого – дочь французского адмирала. Мое изумление развеял приятель – корреспондент журнала «Пари Матч» Володя Сычев. Я рассказал ему по телефону о случившемся, а в ответ услышал:

– Так ничего удивительного. Что ты хочешь от Франции, где короли справляли нужду под лестницей? У нас это в порядке вещей. В школах каждые две недели родителям объявляют о нашествии вшей, а тебя удивляют блохи.

Володину реакцию я припомнил потом в Орлеане в начале двухтысячных. Мы с Жан-Полем Тузе приехали на встречу, я давал сеанс и вернулся в номер шикарного пятизвездочного отеля совершенно разбитый. Среди ночи проснулся от странных ощущений. Какое-то время не мог понять, что именно меня беспокоит, а затем понял, что меня одолевают детские переживания. Я снова видел себя маленьким в старой квартире, где каждую ночь приходилось вести войну с клопами. Чтобы полчища вредителей не могли забраться на кровать, родители ставили ее ножки в ведра с водой. Но и эта уловка спасала не всегда. Порой клопы буквально сыпались с потолка.

В отеле никто на меня с потолка не падал, но спутать ощущения от укуса клопа я уже не мог ни с какими другими. Встаю, зажигаю свет, так и есть. Вот они ползают спокойно по простыне и только и ждут, когда жертва снова займет свое место. На теле волдыри, в душе отвращение. Утром, конечно, к администрации. Шок, недоумение, протест, удивление, признание, покаяние. Не знаю, каким чудом клопы оказались в номере роскошного отеля, но мы с Тузе благодаря моим переживаниям получили неделю бесплатного проживания в любой из гостиниц сети.

Списывать свою неудачу на блох и недосып я, конечно, не буду. В данном случае матч я проиграл по собственной невнимательности, допустил те ошибки, которые не должен был допускать, а к концу и вовсе сник, растеряв весь боевой дух и желание бороться. Когда упускаешь свои шансы – сложно собраться. Не удалось мне этого сделать и в девяностом.

Следующий чемпионский цикл оказался и вовсе неудачным. Я проиграл в полуфинале Найджелу Шорту, у которого, как мне кажется, мог бы выиграть девять матчей из десяти. Как? Почему? Поначалу я повел в счете, одержав победу. Затем последовали ничьи, а потом на меня буквально затмение нашло. Я потерял способность считать варианты, не соображал практически ничего. Шорт одержал победу и должен был сражаться с Каспаровым за титул чемпиона мира. Однако именно в тот момент Гарри ополчился на Кампоманеса за ту давнюю аферу, которую тот провернул с обязательными отчислениями в ФИДЕ от участников матча. Кампоманес наотрез отказался менять правила, а Каспаров в ответ решил, что не станет играть матч под эгидой ФИДЕ. Организаторам чемпионского матча девяносто третьего года в Лондоне было совершенно все равно, как назвать турнир, пройдет он в рамках ФИДЕ или в рамках какой-то другой организации. Гарри выступил с инициативой основать Профессиональную шахматную ассоциацию, а Шорт, которому, конечно, не хотелось отдавать ФИДЕ двадцать процентов призовых, с удовольствием эту идею поддержал.

Они сыграли свой матч в Лондоне, а ФИДЕ, не желая уступать прихотям Каспарова, осенью провела свое первенство мира между мной и Яном Тимманом. Первую половину матча мы играли в Голландии, причем ездили по стране, как в свое время это делали Алехин и Эйве. Организация матча была довольно странной. Спонсоры оказались стесненными в средствах: тратили большие деньги на рекламу, обеспечивали бесплатный алкоголь в пресс-центре и ВИП-зонах, а потом обнаружили, что в бюджете не осталось ни доллара на призовые.

Вторую половину встречи мы должны были провести в Омане, но Кампоманес получил неожиданный отказ. Тогда он в короткие сроки договорился со своим приятелем – крупным индонезийским бизнесменом, и доигрывать матч мы отправились в Джакарту. В столице Индонезии мы расположились в прекрасной гостинице, построенной специально для международной конференции неприсоединившихся стран [28] Неприсоединившиеся страны – страны, не входящие в международные блоки (например, НАТО). . Играли в довольно обычном помещении, но самым большим его минусом оказалась стоящая рядом мечеть. Ежедневно через два часа после начала партии нас оглушало призывное пение муэдзина. Ничего не имею против ислама и мусульман, но любые громкие звуки – плохой союзник тому, кто пытается сосредоточиться.

В остальном к индонезийским условиям придраться было сложно. Хороший отель, чудесная еда. Возить личного повара на матчи с Тимманом необходимости не было. Ян всегда пользовался моим безграничным доверием и уважением и никогда не опустился бы до нечестной игры. В гостинице было несколько ресторанов французской, японской, итальянской кухни и круглосуточное кафе. Пища на любой самый изысканный вкус, но оказалось, что среди такого изобилия кому-то все же может чего-то не хватить. Моим тренером на матче был гроссмейстер Рональд Хэнли – шахматист, писатель, рассказчик, финансист, производитель шахматных видео и, как оказалось, типичный американец. Почему? Потому что в наивысший восторг во время поездки его привел увиденный в Джакарте «Макдоналдс». По окончании матча я в шутку спросил Рона, успел ли он посетить заведение. Оказалось, что даже неоднократно. Меня такая любовь к фастфуду, тем более при наличии в открытом доступе нормальной еды, удивляет несказанно. Сам я был в шедевре американской пищевой культуры лишь однажды в Париже, и больше меня туда почему-то не тянет.

В нашем матче с Яном я одержал победу и снова стал чемпионам мира по версии ФИДЕ, а Гарри одержал верх над Шортом и подтвердил свое звание в рамках ПША.

Вскоре после этих событий я получил приглашение на ежегодный турнир в Линаресе, куда в конечном счете приехал в последний момент из-за конфликта, что случился годом ранее. Турнир в испанском Линаресе начали проводить в семьдесят девятом году, а уже в восьмидесятом его главным спонсором и организатором стал Луис Рентеро Суарес – владелец сети бакалейных магазинов. С его участием турнир постепенно превратился в соревнование сильнейших шахматистов мира. Я, в свою очередь, оказывал Луису всяческую поддержку по поддержанию уровня турнира. Всегда приезжал в Линарес и способствовал тому, чтобы в соревнованиях принимали участие именитые гроссмейстеры. Понятно, что присутствие чемпиона мира сразу поднимает турнир на новый уровень. Линарес в Испании известен не только шахматным турниром, но и школой тореадоров. Лучшие тореро вышли из этого города, а местная арена для корриды считается одной из лучших в стране. Практически любой уважающий себя испанец, особенно в те годы, когда до массового движения против боя быков было еще далеко, считал своим долгом привести дорогих гостей на арену и заразить своей любовью к искусству корриды.