Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Так бы слухи и остались слухами, но ни Юдит, ни Гарри не знали о том, что в тот день группа испанских документалистов оставила в зале камеру, настроенную именно на их столик. И уже через несколько дней, расшифровывая запись, журналисты обнаружили доказательства правоты Полгар. Почти сразу же в свет вышел испанский шахматный журнал, где по кадрам опубликовали произошедшее. Вот Каспаров берет фигуру, вот переставляет ее, вот в задумчивости смотрит на Юдит, которая уже записывает ход. Вот он озирается и, решившись, тянет коня назад, вот ставит его на другую клетку. А теперь уже соперница изумленно смотрит на арбитра, растерянно на Рентеро и возмущенно на самого Каспарова. Но Полгар молчит, ничего не говорит. И на следующем кадре напряжение на лице Гарри сменяет гримаса ликующего превосходства.

Запись конфликта прислали и на турнир, но показывать ее на широком экране гостиницы Рентеро запретил, демонстрировали пленку в номерах. Однако ничего, кроме морального удовлетворения, Юдит так и не получила. Результат партии остался неизменным. Открытый конфликт пугал многих, портить отношения с Каспаровым никто не хотел. Лучше всего реакцию гроссмейстеров отражают следующие два диалога. Позвали посмотреть пленку Бориса Гельфанда – человека достаточно пугливого и осторожного.

– Нет-нет, – отвечает Гельфанд. – Я воздержусь.

– Почему, Боря? Разве ты не поддерживаешь Юдит?

– По-человечески, конечно, поддерживаю. Но смотреть не буду.

– Почему?

– Потом журналисты начнут расспрашивать, что я об этом думаю, попросят выразить свое мнение.

– Ну и выразишь.

– И зачем мне портить отношения с Гарри? Так я ничего не видел, ничего не знаю, ничего сказать не могу.

И другой показательный разговор:

– Это правда, что показывают, как Каспаров отыграл назад? – подходит ко мне Евгений Бареев.

– Правда. Будешь смотреть?

– А результат поменяют?

– Вряд ли. Для этого Юдит должна была сразу подавать официальный протест.

– Так какой тогда толк от просмотра? Не пойду.

Тем не менее, хотя никакой официальной реакции ни от арбитров, ни от организаторов турнира, ни от самого Каспарова на эту пленку не последовало, репутацию Гарри она подмочила изрядно. Меня же случившееся нисколько не удивило, к тому времени я слишком хорошо знал о Каспарове все, что должен был знать, и, если честно, многих вещей лучше бы и не знал. Удивительно, что, несмотря на открытые конфликты, на достаточное количество очень неприятных откровений, которые мы оба публиковали друг о друге, наши отношения никогда не напоминали мне вражеские. Соперники? Да. Непримиримые противники? Конечно! Совершенно разные люди? Безусловно! Враги? Никогда. Шахматы и для меня, и для Гарри всегда были важнее личных конфликтов и какой-то неприязни. Мы могли расходиться, не общаться какое-то время, буквально не выносить друг друга, но потом спокойно объединяться во имя командной игры. А уж когда угроза в лице Кирсана Илюмжинова нависала над нашим любимым спортом, наше объединение и примирение с Каспаровым стало логичным объединением людей, для которых шахматы – не пустой звук, а целая жизнь.

В девяносто четвертом году ничто не предвещало нашего последующего перемирия с Гарри. В Москве проходила шахматная олимпиада, которая у ее участников оставила о себе столь же приятные впечатления, как и впоследствии конференция в Йоханнесбурге у членов голландской делегации. Бандитской в олимпиаде было абсолютно все. Мало того, что кого-то из спортсменов побили, а кого-то ограбили, так еще и главным спонсором турнира выступила компания «Хопёр-Инвест», от финансовой деятельности которой пострадали вскоре миллионы людей. Спонсор оказался банальной финансовой пирамидой. Помню, как кто-то из членов российской Шахматной федерации расхваливал «Хопёр-Инвест» на парламентских слушаниях. Рассматривали вопрос о том, чтобы отобрать у созданной мной Ассоциации шахматных федераций стран СНГ здание на Гоголевском бульваре, которое традиционно принадлежало Шахматной федерации СССР, и сторонники выселения активно докладывали о том, сколько всего сделала Федерация России для организации олимпиады в Москве, в отличие от моей организации. Похвастались и найденным спонсором, ожидая всеобщего ликования. Но эйфорию не разделил Станислав Говорухин, в свойственной ему резкой и открытой манере режиссер буркнул:

– Да какой это, к чертям собачьим, спонсор?! Финансовое ворье! Наживутся на олимпиаде – и исчезнут.

И как в воду глядел Станислав Сергеевич. Не знаю, украл что-то «Хопёр-Инвест» именно на олимпиаде или нет, но то, что свернул свою деятельность вскоре после события, это точно.

Одним из спонсоров олимпиады выступил и ставший за год до этого президентом Калмыкии Кирсан Илюмжинов. В то время он мечтал возглавить Федерацию шахмат России. Не могу точно сказать, откуда родилось в нем такое желание. В шахматы он как играл плохо, так и играет до сих пор. Но почему-то везде рассказывает, что в свое время был чемпионом Москвы на каких-то студенческих соревнованиях. Но как ни пытались мы потом с Каспаровым найти этому документальное подтверждение, так и не нашли. Да и было бы, честно говоря, довольно странно видеть в рядах студентов-победителей шахматного турнира студента МГИМО. Традиционно шахматными вузами всегда считались Институт физкультуры, МГУ и технические университеты, такие как МФТИ, Бауманка и некоторые другие. В МГИМО были другие сильные стороны.

Как бы то ни было, Илюмжинова привлек шахматный мир, и он вознамерился отобрать главенство Федерацией у стоящего тогда у руля друга Каспарова – адвоката Андрея Макарова. Мы с Макаровым тогда находились в контрах, хотя я, считая годы его управления Федерацией неоднозначными, не могу не признать и многих его заслуг на посту руководителя. Так, например, по его инициативе был организован Кубок России по шахматам с солидным призовым фондом. Ну а наш конфликт с Андреем Михайловичем был вызван предстоящими в Москве перевыборами главы ФИДЕ. Макаров и Каспаров поддерживали Кампоманеса, а мы с Ботвинником – французского гроссмейстера Башара Куатли.

К этому времени репутация Кампоманеса в шахматном мире изрядно пошатнулась. Так случается во многих жизненных сферах. Когда к управлению чем бы то ни было приходит сильный, думающий, инициативный, прогрессивный руководитель, он испытывает потребность окружить себя близкими по духу людьми: такими же умными, прозорливыми и смелыми. Но рано или поздно руководящая работа начинает выматывать, человек устает и постепенно, боясь, что его обойдут, предадут и низвергнут, начинает избавляться от своего окружения, заменяя настоящих профессионалов на мелких сошек. Не избежал этого и Кампоманес, избавившись от всех своих вице-президентов на континентах. Его желание быть переизбранным было настолько велико, что он полностью подчинился утверждению о том, что цель оправдывает средства. Макаров и Каспаров пообещали ему эти средства предоставить – и свое обещание сдерживали как умели.