Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Выступающий в поддержку Кирсана и представляющий его кандидатуру на пост главы ФИДЕ делегат от Нигерии Омуку, завершая свою пламенную хвалебную речь, сказал следующее:

– Мы можем приступать к голосованию, если ни у кого нет вопросов к кандидату.

И в этот момент Башар поднял руку и заявил, что у него есть вопросы. Не дать ему слова не могли. Куатли вышел в президиум и, обведя зал тяжелым взглядом, произнес:

– У меня есть вопросы к господину Илюмжинову относительно недавно убитой журналистки газеты «Советская Калмыкия» Ларисы Юдиной. Я хотел бы узнать, как он объяснит то, что следствие установило причастность к ее смерти людей из его окружения?

Убийству Юдиной действительно совсем незадолго до Олимпиады были посвящены первые полосы газет. Когда наши отношения с Кирсаном еще можно было назвать приятельскими, он сам рассказывал мне об этой журналистке, говорил, что она постоянно публикует обличающие его статьи, и обещал сделать все, чтобы не дать ей работать в Калмыкии. И действительно сделал. Юдиной пришлось уехать в Волгоград и там печатать тиражи газеты, которой с тех пор было практически невозможно беспрепятственно попасть на территорию владений Илюмжинова. Разведка исправно сообщала о выпуске очередного номера, и весь тираж изымался на границе, не давая напечатанной информации достичь взоров жителей Калмыкии. Не знаю, что и на кого накопала Юдина в очередной раз. Но факт остается фактом – ее тело выловили из пруда, причастность к ее смерти людей из окружения Кирсана была установлена. Об этом знали многие, но только Башар набрался решимости открыто об этом напомнить.

Я появился в зале в момент величайшего позора всего шахматного мира, который отвернулся от призыва Куатли почтить память убитой женщины минутой молчания. Не встала ни одна живая душа. Стыд, боль, гнев, отчаяние и презрение к своей собственной слабости – вот букет переживаний, витающий в воздухе во время моего прихода, которым Кирсан тут же воспользовался, чтобы разрядить обстановку:

– Посмотрите, к нам присоединился чемпион мира. У нас с ним есть радостная новость для участников конгресса: мы пришли к соглашению по датам проведения следующего матча на звание чемпиона мира и сейчас скрепим наши устные договоренности подписями. – Тут же вынесли готовое соглашение, которое мы подписали под радостные аплодисменты довольной публики. Кирсан пригласил меня отметить благополучное разрешение конфликта в своей резиденции, примыкающей к Сити-Чесс-холлу. Я приглашение принял, и мы втроем: я, Илюмжинов и его бессменный помощник Алексей Орлов – направились по переходу во владения в очередной раз переизбранного президента ФИДЕ. Стоило пройти несколько шагов и избавиться от нежелательных ушей, Орлов без тени смущения спросил:

– А что, Куатли сегодня снова будет ночевать в вашем доме?

– Да, конечно, – отвечаю, не имея представления о произошедшем.

– Ну, что ж, в таком случае передайте, что это его счастье. – Ничем не прикрытая, наглая угроза человека, уверенного в своей полной безнаказанности. Все, что я мог сделать, – это порадоваться про себя своей предусмотрительности: билеты на самолет лежали в кармане у Рашида, нам оставалось продержаться в Калмыкии какие-то несколько часов.

За это время, как только огласили сроки проведения матча на звание чемпиона мира, меня успели найти возмущенные члены голландской делегации. Я ждал их обращения, можно сказать, с нетерпением.

– Анатолий, мы не понимаем, что значит середина января?! – Растерянность голландской стороны мне понятна, отвечаю совершенно спокойно:

– Середина января – это середина января. Господин Илюмжинов счел эти даты подходящими.

– Но ты не можешь не знать, что у нас турнир в это время. Если будет ваш матч, к нам никто не приедет.

– Я говорил Илюмжинову, что выбранное время неудачно, но он меня не послушал.

– Что значит не послушал, если у нас есть документ, подписанный еще Кампоманесом, который гласит, что никакие важные шахматные соревнования не проводятся одновременно с нашим турниром.

– Друзья, я это прекрасно знаю. С этим документом надо идти к президенту ФИДЕ, а не ко мне. Середина января – его идея, так что с него и спрос.

В тот момент мне казалось, что я все сделал правильно, сроки матча перенесут на более удобное время, Кирсан, возможно, сделает вывод о том, что надо прислушиваться к знающим людям, но, очевидно, с моей стороны было глупо предполагать, что подобная ситуация может хоть чему-то научить господина Илюмжинова. Она его только разозлила. Но в тот вечер о будущем я не думал, все мысли занимал наш отъезд: хотелось просто унести ноги и на какое-то время забыть обо всех склоках и дрязгах.

Утром за нами снова приехал автомобиль посла Чеченской Республики в сопровождении вооруженных боевиков. Практически под конвоем нас доставили в аэропорт, и, покидая машину, Рашид попросил:

– Не уезжайте даже тогда, когда мы поднимемся по трапу, дождитесь, пока самолет наберет высоту.

Предусмотрительно? Да. Излишне предусмотрительно? Возможно. Но когда не просто интуитивно чувствуешь опасность, а получаешь недвусмысленные угрозы, лучше, как говорится, перебдеть, чем наоборот.

Я не думаю, что в Элисте на самом деле со мной могла случиться трагедия, но осторожность еще никому никогда не мешала. А вот за здоровье Башара я действительно испугался. Он продемонстрировал, что от него можно ждать нападения, показал, что ничего и никого не боится. Но кому, как не шахматистам, лучше всех знать, что, атакуя короля, сам можешь напороться на мат? Так что окончательно я расслабился только тогда, когда самолет Куатли взял курс из Москвы на Париж. Вся эта история могла давным-давно стать достоянием общественности, появившись в журнале «Совершенно секретно» Артема Боровика. Но трагическая смерть журналиста заставила меня на какое-то время забыть о своих откровениях.

Вернувшись в Москву, я снова смог позволить себе испытывать спокойствие и даже некоторое удовлетворение от поездки. Тем более что отправленные мной к Илюмжинову голландцы сделали все именно так, как я того и ожидал. Продемонстрировали Кирсану соглашение, подписанное с ФИДЕ, показали, что спонсором их турнира выступает крупнейший алюминиевый концерн, нарушать с которым соглашения – себе дороже. Илюмжинов, казалось, отреагировал на случившееся довольно спокойно, мы даже подписали соглашение о переносе сроков чемпионата и указали в нем, что новые сроки должны быть установлены по согласованию с чемпионом мира, ФИДЕ и организаторами. Но радовался я рано. В январе девяносто девятого до меня начали доходить слухи, что чемпионат назначили на август. Сначала я не воспринял информацию всерьез. Мне никто не звонил, ни о чем не спрашивал. Разве могли назначить? Но день за днем слухи обрастали новыми подробностями и становились все более реальными. Я попытался связаться с Кирсаном, но сделать это оказалось не так просто – был как раз один из таких периодов, когда Илюмжинов неожиданно пропадал и оказывался недоступен практически всему миру. Где он бывал в течение десяти, а то и двенадцати дней? Чем занимался? Какие далекие вселенные навещал? Я знаю лишь то, что он пропадал и на связь не выходил. Мне удалось найти его, только воспользовавшись телефоном моего приятеля, на звонки которого президент Калмыкии предпочитал отвечать.