Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

Интересной оказалась сама процедура выбора, во время которой мы с Корчным, пытаясь перехитрить друг друга, перехитрили сами себя. Филиппины, в отличие от других стран, никаких официальных бумаг в ФИДЕ не отправляли. Кампоманес приехал на заседание Федерации, которой тогда управлял Макс Эйве, и, услышав, что рассматриваться будут три страны с наибольшим призовым фондом, просто написал на бумаге название своей страны и указал нужную сумму. Эйве, вопреки существующим правилам, эту заявку принял и расширил список стран-претендентов до четырех. Дальше от нас с Корчным требовалось определить, какую из названных стран мы предпочитаем. Я поставил на первое место Германию, второе прочеркнул, так как и Австрия, и Голландия были для меня одинаково нежелательны. И Петра – новая подруга Корчного, – и Бродбек происходили из Австрии; Голландия традиционно поддерживала Корчного, который именно там попросил политического убежища. Удалив эти страны из своего списка, на третье место я вписал Филиппины. Корчного же из всех заявленных государств не устраивала только Германия, в которой как раз хорошо относились именно ко мне. Я участвовал там в самых разных турнирах, выигрывал открытые чемпионаты Германии (в одном из них, кстати, призом был «Мерседес»). Причем я был единственным человеком в СССР, которому было разрешено работать и в ГДР, и в ФРГ. Конечно, лояльную ко мне страну Корчной исключил из своих предпочтений, поставив на первое место Австрию, на второе Голландию, а на третье – Филиппины. Так, Багио оказался единственным совпадением в списке наших приоритетов.

Европейские страны, понимая, что турнир может ускользнуть, придумали очень заманчивое предложение разделить первенство между собой и провести одну часть матча в Германии, а другую в Австрии. С этой идеей ко мне на турнир в Бугойно приехали представители стран, утверждавшие, что от Корчного получено согласие. К тому моменту я слишком хорошо знал Виктора Львовича, чтобы полагаться на устные договоренности, и заявил, что соглашусь только тогда, когда получу письменное подтверждение словам делегатов. Уже через пару дней мне показали написанное Корчным в ФИДЕ письмо, в котором говорилось, что ему стало известно, будто бы Карпов согласен на проведение матча в двух странах и он, в свою очередь, никаких возражений не имеет. Тогда я, возмутившись про себя такому обороту, написал в Федерацию аналогичную бумагу, в которой говорилось о том, что мне стало известно о желании Корчного играть на две страны. Эйве, получив наши отписки, разозлился:

– Не понимаю, кто все-таки выступает с инициативой: Карпов или Корчной?! Они пишут одно и то же и поддерживают друг друга.

Очевидно, принимать участие в дальнейшем спектакле Эйве не хотел, а потому объявил местом проведения матча Филиппины. Не знаю, как сложилась бы ситуация, если бы мы остались в Европе, смогли бы организаторы достойно обеспечить такую длительную борьбу? Возможно, все получилось бы. Но к организации матча в Багио претензий ни у меня, ни у моего соперника не было никаких. Помню, как разговаривал с Кампоманесом после первых семи партий, которые мы с Корчным сыграли вничью:

– Флоренсио, ты представляешь, сколько это может продолжаться? Семь партий прошло, а матч не продвинулся. Ведь игра идет до шести побед.

– Ну и что? Будете играть столько, сколько понадобится.

– И все это время сидеть на Филиппинах?

– Конечно. Маркос, как только узнал, что мы победили, сразу объявил нескольким богатейшим семьям, что им выпала честь обеспечивать проведение чемпионата мира по шахматам. Так что, как только у меня заканчиваются спонсорские деньги, я обращаюсь к президенту, и он напоминает людям об их обязанностях.

– И как же они восприняли это поручение президента? – не мог я не поинтересоваться.

– Gladly [32] С радостью ( англ .). , – ответил Кампоманес, хитро улыбнувшись.

Ситуация несколько напоминает ситуацию в Калмыкии. Кампоманес стал достойным учителем для Кирсана. Но разница все же была в том, что на Филиппинах расходы несли люди, материальное состояние которых от этого ничуть не пострадало, а в Элисте оброком обложили семьи с маленькими детьми, для которых даже маленькое пособие было существенным подспорьем.

Мы провели в Багио больше трех месяцев. Всего один матч длиной в сто дней. Вот сколько времени требовалось для того, чтобы отстоять или завоевать звание чемпиона мира. А Кирсан превратил чемпионаты в подобие балагана. Уже в Лас-Вегасе девяносто девятого за титул боролись сразу сто двадцать восемь шахматистов. Выиграл в итоге Александр Халифман – очень хороший гроссмейстер, но все же до звания настоящего чемпиона мира, на мой взгляд, не дотягивающий. Это можно хорошо продемонстрировать на примере других видов спорта. Так, например, в фигурном катании можно выиграть золото, опередив всех соперников высококлассным катанием, а можно стать чемпионом, несколько раз упав, лишь потому, что другие допустили еще больше ошибок. Так получилось и в шахматах: не всегда чемпионом мира становился на самом деле сильнейший игрок.

Между тем такая смена лидеров была выгодна Федерации. Об этом задумывался еще Кампоманес, а Илюмжинов успешно претворил его мысли в жизнь. ФИДЕ представлялось затруднительным и нецелесообразным постоянно сотрудничать с одними и теми же людьми в течение долгих лет: Ботвинник, Карпов, Каспаров. А если говорить о государстве, то многолетнее лидерство одной страны Федерации порядком надоело. Перестраивая систему проведения чемпионатов мира, Илюмжинов хотел увеличить на спортсменов и влияние ФИДЕ, и расширить свои личные полномочия президента организации. Во многом он добился того, чего хотел. Во всяком случае, звание чемпиона мира стало на какое-то время менее ценным и почти проходным. Шахматный мир настолько хорошо знает фамилии случайных чемпионов, что нередко даже исключает их из списка спортсменов, завоевавших мировую корону, что, на мой взгляд, совершенно некорректно.

Действия президента ФИДЕ привели к тому, что в две тысячи первом году я, Гарри Каспаров и Владимир Крамник – двенадцатый, тринадцатый и четырнадцатый чемпионы мира – обратились к мировой шахматной общественности с открытым письмом, выступив против разрушительных действий Международной федерации и ее руководителя. Последней каплей в моей копилке возмущения стало вопиющие присвоение Илюмжиновым детских шахматных олимпиад, которые за время своего существования с девяносто пятого года стали не просто событием, а настоящим явлением в шахматном мире.

Идею проведения таких соревнований мне подсказал знаменитый шахматный журналист Димитрие Белица [33] Белица родился на территории Югославии в 1935 г., он один из самых плодовитых шахматных авторов в мире, по его инициативе начали вручать шахматные «Оскары». , с которым мы нередко встречались на международных турнирах, но особенно часто пересекались в Испании. Там после триумфальной победы в турнире в Линаресе я и начал реализовывать предложение Белицы. И мэр Линареса, и организатор турнира обеспечили мне полную поддержку, и уже через год в городе прошла первая детская шахматная олимпиада, в которой участвовали мальчики и девочки до четырнадцати лет из разных стран. Мероприятие прошло с настоящим успехом, и мне, учитывая особо теплые отношения с Испанией, показалось, что для закрепления результата будет правильным оставить турнир в этой стране и на следующий год. Я пытался привлечь к проведению соревнований и Международную федерацию, обратился к Кампоманесу, который еще был президентом: