Анатолий Карпов - Жизнь и шахматы. Моя автобиография [litres]

– Хорошо, – настаивает Албан, – мы понимаем, что полтора миллиона евро – огромная сумма, но все-таки скажите, на что мы можем рассчитывать?

– Полагаю, размер компенсации будет колебаться от ноля до двухсот тысяч швейцарских франков.

– А что со второй частью иска? – В ней – второй части – мы требовали признать действия Федерации и ее президента против меня противоправными.

– Второй частью мы заниматься не будем.

Откровенно говоря, после такого признания председателя мой интерес к процессу сильно пошатнулся. Ведь в суд я пошел не за деньгами, а за тем, чтобы поставить и ФИДЕ, и Кирсана на место, показать им, что чемпиона мира надо уважать, а вот права его нарушать не следует. Тем более от финтов Международной федерации в мой адрес я к тому моменту откровенно устал. Так, после матча с Анандом ко мне обратилась гостиница с вопросом о возмещении брони каких-то неприехавших русских туристов. Я очень удивился и сказал, что это какой-то западный пережиток времени, оставшийся от былых времен, когда позволялось считать, что один советский должен отвечать за действия других. Какое отношение имеют ко мне нарушившие условия брони туристы? Почему я обязан нести за них материальную ответственность?

– Но нам так сказал господин Макропулос, – отвечает гостиница.

– Макропулос? Директор ФИДЕ?

– Да. Сказал: «Обращайтесь к Карпову. Это его гости».

И никакие мои заверения в том, что знать я не знаю этих гостей, не помогли. Отель снял с меня семьсот долларов. А еще несколько сотен снял автосервис за ремонт автомобиля, который брал в аренду тоже совершенно не знакомый мне человек. В общем, претензий к Федерации у меня накопилось предостаточно, и в компенсации морального ущерба я был заинтересован даже больше, чем в выплате материальной неустойки. А ситуация с отелем навсегда отучила меня от предоставления на стойке регистрации своей кредитной карты. Теперь я предпочитаю оставлять им запас наличных, которые не разглашают сведений о моих счетах.

После признания председателя всем стало ясно, что дело так или иначе разрешится в мою пользу, и противоборствующая сторона сама предложила поговорить о заключении мирового соглашения. Интересно, что на это заключительное заседание мы с Кирсаном летели из Москвы в одном самолете и чуть ли не рядом. Тогда его важный и заносчивый вид свидетельствовал о боевом настрое этой птицы высокого полета. Еще бы: член Совета Федерации, член Комитета по международным делам, встречать которого к трапу самолета приезжает посол. Но заседание суда поколебало самоуверенность Илюмжинова, пришлось признать поражение и попытаться хотя бы свести потери к минимальным.

ФИДЕ предложила мне компенсацию в сто тысяч евро и согласилась оплатить все судебные расходы. Мы договорились, но договор не принес мне желаемого удовлетворения. Основной целью я видел признание судом противоправных действий Федерации, но этого признания, к сожалению, не случилось. Суд, однако, оказался для меня полезным тем, что научил никогда не иметь значительных финансовых дел с друзьями. Это, конечно, совсем не новое умозаключение, но, как правило, каждый приходит к нему на собственном опыте, предпочитая не слушать мудрых советов и поговорок. Но вдруг кто-то послушает меня и не станет нанимать в адвокаты друзей…

После суда я получил счет от компании Бродбека за оказанные услуги. Сумма говорила о том, что Албан работал над моим делом по два часа в день, шесть дней в неделю все десять месяцев. Если учесть, что половину этого срока не происходило вообще никаких движений, а вся работа заключалась в составлении искового заявления и присутствии на заседаниях, то я, мягко говоря, удивился. Конечно, потребовал у друга объяснений. Ему, очевидно, не хотелось сразу признавать завышенные аппетиты своего секретариата, и на встречу со мной он привез полный багажник дел Спортивного арбитража и объявил, что все эти дела подробно изучались в его бюро до подачи моего иска. Я позволил себе усомниться:

– Албан, ты хочешь сказать, что прочитал все эти бумаги? Не смеши меня!

– Ну, может быть, не все, но достаточное количество.

– Слушай, зачем ты предложил мне согласиться на мировую, если в итоге твой гонорар превышает полученную мной компенсацию?

Тут мой друг улыбнулся. К счастью, в нашей с ним ситуации отношения оказались важнее денег, но ведь могло быть и по-другому.

– Ладно, – произнес Албан, махнув рукой, – не бери в глову, напутали что-то в офисе. Заплати мне, сколько считаешь нужным, и дело с концом.

Надеюсь, что полученная сумма Бродбека удовлетворила. Во всяком случае, больше ни один из нас никогда даже вскользь не упоминал об инциденте, и я бы хотел, чтобы никакие финансовые вопросы больше никогда не вмешивались в мои отношения с добрыми друзьями.

А что касается Кирсана, я очень долго не мог в душе примириться с его поступками. Мне казалась невозможной, непонятной, несправедливой и даже вероломной такая неблагодарность. Обычно люди отвечают добром на добро, а если и не отвечают, то хотя бы не вредят. Помню, однажды поделился своими переживаниями с хорошим другом и многолетним соседом по даче – актером Василиевым Ливановым, который не нашел в поведении Илюмжинова ничего странного.

– Вспомни историю, – посоветовал он мне. – От кого в первую очередь избавлялись все азиатские правители, пришедшие к власти? От тех, кто помог им подняться. От своих ближайших соратников. Ни в коем случае не хочу обвинить в подлости всех представителей монголоидной расы. Но из песни слов не выкинешь. Что было, то было. Возможно, то, что тебе кажется неприемлемым, для Илюмжинова – в порядке вещей.

Думаю, Ливанов не ошибся в своих предположениях. Кирсан не только не чувствует за собой какой-либо вины, но и ведет себя при встречах так, будто наши отношения никогда ничем не омрачались. Я отношу себя к довольно спокойным людям, для которых худой мир всегда будет лучше доброй ссоры, поэтому всегда отвечу приветствием на приветствие и пожму протянутую руку. Да и, честно говоря, к моменту столкновений с Илюмжиновым я успел нарастить такой панцирь в конфликтах с Корчным, Грамовым, Яковлевым и другими «любящими меня» людьми, что задеть меня по-настоящему глубоко было довольно сложно. А когда внутри тебя застывает броня, сохранять хорошую мину при плохой игре совсем не сложно.

Гораздо больше непростых личных отношений меня задевает тот урон, который нанес шахматам Илюмжинов во время своего руководства ФИДЕ. Куда ушли те времена, когда в восемьдесят седьмом году СNN начинали свой выпуск с новостей о нашем матче с Каспаровым в Севилье, а потом уже переходили к политике? А какая нешуточная борьба разгоралась между странами за проведение матчей на звание чемпиона мира! Вместе с Севильей на организацию первенства претендовали Объединенные Арабские Эмираты. А в семьдесят восьмом году за наш матч с Корчным боролись сразу семь стран. И если три страны выделили призовой фонд в семьдесят-восемьдесят тысяч долларов, то оставшиеся четыре – Австрия, Германия, Голландия и Филиппины – объявили сумму в десять раз выше.