Юрий Векслер - Пазл Горенштейна. Памятник неизвестному

Ответственность перед народом

Март этого года был серьезным этапом в моей литературной жизни. Никогда еще я столько не думал над своей работой, над моими уже написанными книгами и теми, которые я собираюсь написать, как в эти дни после большого разговора в Кремле.

Нам, кого называют молодыми литераторами, и, может быть, в особенности мне, было над чем подумать после речей Н.С.Хрущева и Л.Ф.Ильичева.

Мысли мои все время возвращались к той ответственности перед народом, о которой должен помнить каждый советский писатель. О великой ответственности, которая одна может быть истинной оценкой литературного труда.

Признаюсь, что это нелегко мне далось, но я искренне понял, что в наше острое время борьбы идеологий невозможно никакое легкомыслие, понял, что критика, которая раздавалась и в мой адрес с высокой кремлевской трибуны, и со страниц некоторых газет, и в читательских письмах, несмотря на всю ее суровость, была справедливой, о чем я уже писал недавно в «Правде».

Я не умею и не люблю произносить громких слов. Не в словах дело и не в публичных покаяниях. Сейчас я думаю только о своей будущей работе и обещаю своим читателям, что сделаю выводы из партийной критики, и пусть тому будут арбитрами 600 тысяч подписчиков «Юности»!

«Юность» № 4, 1963 г.

В прессе, в частности в журнале «Юность», эти «поцелуи» делались публичными, причем аксёновский стоит рядом с таким же от Феликса Кузнецова, который будет в 1979 году громить Аксёнова и инициированный им «Метрополь».

Да, «писатели в законе» играли в игры с властью, а их вера (чаще показная) в социализм и Ленина с человеческим лицом были в правилах той игры. И Горенштейн был прав, называя хрущевский ренессанс фальшивым (правоту Горенштейна признавал в своих последних текстах один из истовых «шестидесятников» Станислав Рассадин), но Горенштейн произнес в интервью Маргарите Хемлин: «Они же люди были все фальшивые». Для многих это было слишком.

У Горенштейна в его шедевре «Попутчики» рассказчик – циничный московский фeльетонист и сатирик Забродский, которому автором подарены его собственные любовь к Бердичеву и любовь к настоящей литературе, говорит о своей роскошной московской квартире:

…Но кроме белого рояля и прочей знатной мебели в квартире имеется довольно большая личная библиотека. И в ней, наряду с собственными сочинениями Забродского, есть и Библия, и Кабалла, есть зарубежная и русская классика, есть философ Шестов, есть Розанов и такие книги, как том французского психолога прошлого века Тена, французский же публицист и историк Алексис Токвиль, русский историк Татищев, немецкий психолог и философ-идеалист Вильгельм Бунд… Имеется некоторое количество и украинской классики, а также полуклассики: Шевченко, Ольга Кобылянская, историк и публицист Грушевский…

…А как же, спросите вы, с такими книгами в библиотеке и такими интересами работать в области советской сатиры и юмора? Отвечу по-китайски: кусать хоцаца.

Да, Горенштейну ради «кусать хоцаца» если что и пришлось, то писать сценарии, но он ни в одном из них не поступался собственной совестью. Было чему завидовать. Но лично я не склонен никого из писателей-ровесников Горенштейна обвинять в приспособленчестве, например, за написание книг в серии «Пламенные революционеры», как это сделали Владимир Войнович, Булат Окуджава, Василий Аксёнов, Анатолий Гладилин и другие. Думаю, что Горенштейн скорее всего отказался бы, но ему и не предлагали участия в проекте. Он был, как он сам назвал себя однажды в разговоре с Миной Полянской, «писателем незаконным».

И уж конечно, никто из названных не был завистником Горенштейна, но других, кто его заочно и очно не выносил, в Москве хватало. Это образовалось еще во времена, когда Горенштейн жил в Москве.

В переписке по поводу первого «Букера» Алла Латынина написала мне:

Я – увы – принадлежу (принадлежала – точнее) к той части либерального литературного сообщества, которое так безжалостно заклеймил Горенштейн в «Месте» (да и не только там). Он это сообщество ненавидел и глубоко презирал. Оно же, сообщество, мазохистски платило мизантропу Горенштейну тем, что созидало миф о гении Горенштейне. При этом текстов его до конца семидесятых никто толком не знал, он сам не хотел пускать их в самиздат и публиковать за рубежом, но это и не надо было, миф питается преданием. Зато все знали, что Горенштейн – сценарист гениальных фильмов Тарковского и еще более гениальных фильмов, которые «они» (многозначительный взгляд наверх) не дали снимать, что Тарковский назвал Горенштейна «гением», а «Новый мир» побоялся напечатать его гениальную повесть, горячо одобренную самой Аней Берзер.

Не хочу ничего предполагать по поводу этих слов, не хочу комментировать, но был ли миф? Или он был только в воображении людей того «сообщества», к которому принадлежала Латынина?

Если бы он существовал на самом деле, то он должен был бы в «перестроечных» писаниях и воспоминаниях этих мифических «созидателей мифа» (хотя бы одного) как-то отразиться. Но этого не наблюдается.

Было другое. Было восхищение написанным Горенштейном у некоторых людей кино и у тех немногих, кто читал с его согласия его ненапечатанную в СССР прозу. И была зависть непосвященных. Что до отношения Горенштейна к советской интеллигенции, то о ней не могло быть ничего известно до перестройки, до появления текстов в СССР.

Лаэрт, откуда эта неприязнь?

Да и те, кто восхищались, часто как бы подшучивали над Горенштейном, заодно муссируя его невоспитанность и якобы «местечковость». Откуда было взяться мифу о гении, о котором написала мне Латынина?

Горенштейну на его выпады в интервью в адрес «шестидесятников» публично никто не отвечал. Возможно, отвечать было нечего, да и тема казалась ушедшей в прошлое. Ответные же выпады (см. ниже) были асимметричны, они били по произведениям и часто шли от непонимающих его тексты.

И вообще действовало общее отторжение Горенштейна. Причин здесь на самом деле несколько.

Одной из них, несомненно, были структурные изменения на российском книжном рынке, в частности, в сфере продажи книг. Фактом остается, что после трехтомника 1991–1993 годов (в который вошли все на тот момент написанные Горенштейном тексты, кроме «Попутчиков» и «Притчи о богатом юноше») и изданного тогда же, в 1991 году, отдельной книгой эротического романа «Чок-Чок» до следующей и последней при жизни писателя книги «Псалом» (2001) прошло 8 лет. Но и далее, уже после смерти Горенштейна в 2002 году, до 2011 года появились только три небольших книжки.

Изданные же книги магазины быстро убирали с прилавков и задвигали куда подальше, чему есть свидетели.