Джон Уайзман - Воин-разбойник

Дожди рано пришли в Ливан в 1982 году, было сыро и холодно, когда я, одетый только в легкую куртку и свитер с высоким воротом, пробирался через переполненный международный терминал аэропорта Бейрута. Я перекинул рюкзак через плечо, взял в руку дорожную сумку и позволил людскому потоку нести меня к таможне и иммиграционным стойкам.

Я летел из Норфолка в Вашингтон, из Вашингтона в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Париж. Я переночевал в Париже и ухватил немного праздничного веселья — я никогда так и не узнал ее имя, но она была вьетнамкой и очень красивой — потом встал в пять утра и взял такси до аэропорта Орли, расположенного в получасе езды к юго-востоку от города, откуда ночным рейсом «Мидл Ист Айрлайнс» отправился в Бейрут. Я путешествовал налегке: ручная кладь и маленький пистолет .380 калибра, который было легко спрятать, когда я проходил через металлодетектор.

Наше оборудование связи, тяжелое оружие и специальные вкусняшки путешествовали с Дюком, Ларри, Фрэнком и Малышом Ричи. Им предстояла самая легкая поездка: рейсом командования ВВС с авиабазы Сигонела на Сицилии, спокойная ночь с холодным пивом, а затем ранний утренний перелет на борту военно-морского самолета С-2 «Грейхаунд», который доставил их на летную палубу авианосца США «Индепенденс» недалеко от ливанского побережья. Оттуда мой квартет бойцов SEAL должен был проникнуть на берег вместе с отрядом морской пехоты. Потом они переоденутся, затеряются в толпе и отправятся на север в город. Я должен был забрать их вместе с багажом от терминала аэропорта через семьдесят два часа.

Пол, Скачки, Пыжик и Змей должны были вылететь в Амстердам, а оттуда добираться поездом до Афин. Они пробудут там пару дней, чтобы убедиться, что они «чисты», а затем полетят на Кипр, где сядут на паром до Бейрута. Через восемьдесят четыре часа они будут на Музейном перекрестке — одном из немного мест, где можно пройти между Восточным и Западным Бейрутом, не попав под обстрел. У Еврея, Хо-хо-хо и Пальца был самый окольный и опасный маршрут: Лондон, Париж, Франкфурт — и Дамаск. Оказавшись в сирийской столице, они возьмут такси и отправятся в Бейрут по суше, а затем поселятся в отеле «Саммерленд», расположенном на пляже к северу от аэропорта.

В этом конкретном боевом патруле я был передовым дозорным. Я действовал в одиночку, в течение дня или около того, изучая местность, организуя транспорт, подыскивая подходящие безопасные дома и наблюдая за… чем угодно. Я улыбнулся усатому чиновнику, который поставил мне штамп в паспорте. Прежде чем я прошел иммиграционный контроль, в мой ирландский паспорт была аккуратно вложена пастельно-розовая с желтым пятидесятифунтовая ливанская банкнота. Теперь у меня была двухмесячная виза, а пятьдесят фунтов исчезли.

— Шукран — спасибо тебе.

— Ауфван — добро пожаловать.

Я поднялся по трапу к наружным дверям. Казалось, снаружи были беспорядки, но это была обычная суета, естественная для аэропортов третьего мира от Каира до Карачи. Особенность Ливана заключалась в том, что здесь все были вооружены до зубов.

Трое таксистов подрались из-за меня, и я сдался победителю, невысокому темноволосому человеку с единственной густой бровью и кривой улыбкой под плохо починенной заячьей губой. Он повел меня к тому, что когда-то могло быть «Шевроле». Я пошел вперед, глядя, как он, поводя плечами, скачет передо мной. Мы подошли к машине. Он помолчал и повернулся. Массивная бровь приподнялась почти на целый дюйм.

— Куда двигаемся?

— Отель «Коммодор», Игорь.

Он показал мне большой палец.

— Сахафа — пресса? Журналист?

— Да. Сахафа. «Ирландский Ежедневный Флагшток». Слышал о таком?

Я наблюдал, как он одарил меня, как я предположил, насмешливым взглядом.

— Нет, мистер.

— Ничего страшного, никто не слышал.

Я забрался на пассажирское сиденье, бросил багаж на заднее и с трудом захлопнул дверцу.

— Как тебя зовут, хабиби?

— Хабиби? Вы говорите по арабски?

— Нет, только несколько слов. Я могу сказать тебе, чтобы ты пошел на хер и спросить, где писсуар.

— Этого достаточно.

Шофер повернулся ко мне, и его улыбка стала еще более нелепой из-за состояния его губы. Он тронулся с места, не обращая внимания на поток машин по обе стороны от нас.

— Зови меня Абу Саид, хабиби. Саид Абу Саид.

Он покачал головой, потянулся назад и похлопал по моему багажу.

— Да, хабиби — пожалуйста, не делай так — это вводит в соблазн. Положи его себе под ноги, пожалуйста.

Я как следует уложил свой багаж, когда такси опасно вырулило из аэропорта. Мы миновали два ливанских блокпоста и двинулись на север по разделенной дороге, ведущей в город. Два «Вольво», которые, казалось, устроили гонки в сотне ярдов впереди нас, внезапно отскочили друг от друга. Один из них опасно вильнул, развернулся на 180 градусов и съехал на обочину шоссе. Другой «Вольво» свернул на обочину и резко затормозил. Оба водителя вышли, размахивая пистолетами. Абу Саид вдавил педаль в пол и промчался мимо разборки. Добро пожаловать в Бейрут.

Нам помахали при проезде через контрольно-пропускной пункт морской пехоты, где с незаряженными М16 дежурили ребятишки с румянцем во всю щеку. Одним из идиотских «правил открытия огня», которые продвигали бюрократы в Вашингтоне, было то, что морским пехотинцам не разрешалось защищать себя. Я оглянулся через плечо. Они были легкой добычей. Я обернулся и увидел перед собой городскую россыпь разбомбленных, выпотрошенных руин.

— Бурдж аль-Бараджне — палестинский лагерь, — объяснил Абу Саид, когда мы проезжали мимо. — Израильтяне не любят.

На перекрестке он свернул налево, и, вскоре, свернул направо, объехав то, что осталось от транспортного кольца. Вывеска на здании слева от меня гласила, что мы только что проехали кувейтское посольство. Затем мы миновали что-то похожее на футбольный стадион.

— Спортивный центр — объяснил он. — ООП использовала его для вооружений. Израильтяне бомбят — сирийцы стреляют из танков. Все — ка-бу-у-м.

Мы проехали дальше. Справа от меня дома, сплющенные как оладьи, загромождали ландшафт.

— Лагерь «Шатила» — пояснил водитель. — Ататоефк — фалангисты…

Он провел пальцем по горлу.

— Убили здесь много палестинцев.

Мы свернули налево, потом направо, потом налево, двигаясь по жилым районам узкой дорогой, вдоль которой стояли припаркованные машины и располагались жилые дома, которые, казалось, пережили войну без особого ущерба. Мы снова повернули и передо мной прямо по левому борту внезапно открылось удивительное пространство зелено-голубого Средиземноморья. Даже при всех разрушениях вид был впечатляющим — это, должно быть, был невероятный город, прежде чем ливанцы решили совершить национальное самоубийство. Я сел поудобнее и расслабился. Через несколько сотен ярдов кузов тряхнуло и почти сразу же где-то позади нас грохнул взрыв. Я обернулся и увидел коричнево-черный дым, поднимающийся из жилого района, который мы только что покинули.