Ирина Безрукова - Жить дальше. Автобиография

Постепенно под влиянием этой культуры восприятие мира у Андрея стало меняться. Он уходил от догм, навязанных школой и нашим социумом, стал более объемно смотреть на мир, говорить очень интересные вещи. И я думала, что уже рукой подать до того момента, когда, как выразился его преподаватель, «щелкнет». Но этого не произошло.

В один прекрасный день Андрей пришел домой и говорит: «Все, я больше не могу. У меня ничего не получается. Я смотрю на своего друга Илью и вижу, что у него идет японский, а у меня буксует. Мне интересна эта культура, эта страна, но японистом я стать не смогу. 99 процентов ребят на нашем курсе уже имеют работу. Они потомственные японисты, у них уже будущие рабочие места есть, в том числе и в Японии. А мне что останется? Преподавать на курсах японского?» – «Переводчиком будешь», – говорю. «Нет, мам, ты не понимаешь. Они уже все – готовые переводчики. Зачем нам столько переводчиков с японского? Сколько народу учится на нашем факультете, сколько в Питере, а уж на Дальнем Востоке специалистов по японской культуре вообще пруд пруди». Я подумала: «Ну да, это не вариант – пять лет проучиться, чтобы потом быть вечно недовольным своими перспективами». Но вслух сказала другое: «Андрей, а ты в курсе, сколько тебе лет и что с тобой произойдет, если ты сейчас бросишь вуз? В армию хочешь?»

Естественно, как и многие мамы, я не планировала мальчика в армию отдавать. И дело не в том, что я боялась каких-то непомерных нагрузок – спорт в жизни Андрея присутствовал всегда, он сам дома делал зарядку и растяжку, у него были нунчаки, скейт и деревянные мечи, с которыми он умел управляться. И не в том было дело, что я боялась каких-то неуставных отношений – тут тоже всегда все было нормально, Андрей находил общий язык со всеми и везде – и в школе, и в труппе «Норд-Оста». Он умудрился ни разу никому не расквасить нос и вообще в драки не ввязывался, предпочитая все решать словами. Просто я не для того 18 лет лечила сына, старалась прививать ему основы здорового образа жизни и питания, поддерживала его поджелудочную, чтобы ему угробили ее в армии за один год. Там же никто не стал бы заботиться о его режиме и диетах. В общем, я была уверена, что ничего полезного в армии нет. Мальчик тоже туда не рвался. Говорил: «Ты же знаешь мои взгляды на этот вопрос: я против войны и вообще пацифист, не вижу смысла в том, чтобы брать в руки оружие». Но проблема была в том, что государству не было никакого дела до того, видит ли Андрей Ливанов смысл в оружии или нет. Оно не очень интересовалось мировоззрением Андрея.

Я готовилась к этому вопросу заранее. Обследовала его, фиксировала в медицинской карте неполадки с поджелудочной железой, плоскостопие, которое у него обнаружили лет в 13. Но, как бы то ни было, все равно оставался риск, что Андрея заберут с какой-нибудь формулировкой «Годен к нестроевой». Поэтому одну медкомиссию на свой страх и риск он прошел, доктор сказал, что проблем со здоровьем много, но это еще не гарантия освобождения – надо пройти еще одну, окончательную.

Я решила поговорить с сыном: «Ты точно хочешь в армию? Нет? Тогда срочно выбери вуз, переведись туда и доучись. Чтобы снять уже этот вопрос».

Андрей выбрал лингвистический профиль, перевелся в Московский государственный открытый университет. Английский он знал хорошо, и перевод в другой вуз не составил труда. Его с охотой туда приняли, и чудесный декан Жанна Генриховна полюбила его, как родного.

Учеба давалась Андрею легко еще и потому, что у него была хорошая языковая практика. У Сергея состоялись гастроли в Америку, они возили туда показывать антрепризный спектакль «Сирано де Бержерак». Я поехала с ним и уговорила взять с собой еще и Андрея. Сергей согласился и, более того, сказал, что Андрей там будет очень полезен. У них в группе был только один переводчик, а объем перевода, естественно, предстоял немалый. Андрей действительно очень помог, был буквально нарасхват, бегал от художников по костюмам к звуковикам, от водителей к осветителям, все обговаривал, выяснял, координировал. Вся труппа его полюбила. И для него это был колоссальный опыт общения. Однажды мы были в Бостоне, и я увидела, как Андрей, уже набегавшись, после начала спектакля, когда его миссия была окончена, сел на ступени лестницы у служебного входа и долго общался с парнем, местным охранником. Я слышала, как свободно, легко и с юмором они между собою переговариваются. Как Андрюшка вообще не напрягается, не подбирает слова. И я подумала, что это именно та практика, которая ему нужна. Сама я не сильна в языках – во времена железного занавеса мы не совсем понимали, зачем нужно учить иностранные языки, иностранцев никто из нас в глаза не видел, а потом было не до языков – работа и семья отнимали все силы. И я очень хотела, чтобы сын был более свободным в этом вопросе, мог общаться с иностранцами. «А как же, – говорю, – шутки? Это же очень специфическое умение – уметь шутить на чужом языке». – «Мам, ты видела у меня на столе книжку с английскими идиомами? Я их учу», – говорит сын. Я была очередной раз поражена – когда он все успевает? Как его хватает на все?

В общем, тот вояж пошел Андрею на пользу, учился он легко. Мы подружились с деканом Жанной Генриховной, даже в гостях у нее были неоднократно. Удивительная женщина – по ее книгам до сих пор студенты изучают английский. Однажды она звонит и говорит: «Ира, только ваш сын может нам помочь. Вузу 80 лет скоро будет, нам надо сделать документальный фильм о нашем университете, а у нас только один ребенок из творческой семьи – ваш Андрей!» Мы сели с ним на кухне и устроили мозговой штурм, а потом Андрей создал небольшую команду из студентов и сделал вместе с ними полноценный документальный фильм. Я тоже внесла посильную лепту – когда у ребят закончился бюджет, а закадрового голоса не было, безвозмездно озвучила то, что нужно было по сценарию. Дело было так. Приезжаю к ним в институтскую студию и вижу, что это не студия никакая, а обычный кабинет. На столе на треноге стоит микрофон каких-то лохматых годов выпуска, который норовит все время упасть с громким стуком. Я его как-то там книжкой подперла, начитала текст, а Андрей говорит: «Не укладываешься в тайминг! Сокращать текст не дам, там каждое слово важно, ужимайся, как хочешь». В общем, руководил мной, но получилось в итоге классно.

Как бы мы ни были с Андреем откровенны, но одну сферу его жизни я старалась не трогать. Я по возможности не вела с ним разговоры о том, что касалось девушек. Хотя видела, что к девчонкам он относится с большим пиететом с раннего детства. У нас на даче по соседству жила девушка Наташа, ей лет 25 было. Замечательная была соседка – веселая, игривая, озорная девчонка. Она очень тепло относилась к маленькому Андрюше, всегда предлагала погулять с ним, помочь мне, пока я была занята стиркой и уборкой. И Андрей с удовольствием с ней проводил время. Бабушка с дедушкой стали подшучивать над ним, мол, невесту выбрал себе подходящую. Наташа отвечала тоже шуткой: «Я, Андрей, тебя дождусь». Ему тогда лет пять было от силы. И вот однажды возвращается Наташа с Андреем с прогулки, ведет его за руку и смеется. «Я сегодня, – говорит, – получила такое удовольствие от общения с этим мужчиной!» Наташа его спросила, сколько ему лет. Андрей задумался. Он прекрасно знал свой возраст, но решил, что это несолидно – признаваться, что тебе всего пять. Да еще и перед девушкой, которая тебе нравится. А поскольку дед у него тогда был в авторитете, он стремился быть на него похожим, то немного годков себе накинул. И во всеуслышанье объявил: «Мне 70!»