Михаил Соловьев - Боги молчат. Записки советского военного корреспондента [сборник]

«Рационально рассуждая, дед Осип — пережиток замшелой старины. Но бывает, что вполне рациональное, от ума истекающее, — правде злой недруг. Так и в этом случае. Вокруг люди, которые потеряли себя. Они даже не верят, что для них есть будущее. А дед Осип по-своему, по-стариковски, но очень умно, это неверие отвергает и говорит, что Россия неистребима, неотменима и если нужно, то она опять народится в глухом месте, как это Ручейково. Не знаю, как вам, а мне вовсе не хочется смеяться над дедом Осипом».

«Но, однако же, его государственная схема выглядит уж очень упрощенной», — сказал один из спутников могучего горбуна.

«Вы думаете?» — спросил горбун и вдруг совсем хорошо улыбнулся, словно в этот миг забыл о своей телесной слабости. «А мне этого не кажется», — сказал он. — «За дедом Осипом стоит тысячелетний опыт русской жизни, этот опыт в нашей психологической памяти живет. Вот почему поучения деда Осипа, при всей их кажущейся странности, вызывают у людей такой острый интерес».

В тот же день горбун пришел к деду Осипу и имел с ним длинный разговор. Потом они вдвоем, запершись от всех людей, дня три что-то обсуждали, чего другим сказать не хотели. А еще дня через три дед поднялся на голубое крылечко, и когда толпа стихла, он сказал горбуну, чтобы и он поднялся на крылечко, с ним рядом стал. Тот исполнил, и старик сказал толпе:

«За ним следуйте, за Высоковым. Большой он силы человек и к правде наклоненный».

Так всё это и началось.

Вскоре люди стали замечать, что сказанное дедом Осипом о Ручейковской державе не лишено смысла. В село начали наезжать люди из далеких и близких мест. Изба деда Осипа, в которой поселился и горбун, оказалась в центре каких-то замысловатых действий. Потерянная, разобщенная масса людей, скопившихся в Ручейково, начала втягиваться в некую организованность. Во многих других местах возникала в них нужда, и они уходили туда. Между ними и Ручейково устанавливалась связь, она через гонцов поддерживалась. Возникал какой-то, попервоначалу непонятный, круг новых дел и новых забот.

В пределы этого круга, тогда им еще не ощущаемого, вдвигался и Марк. Достигли они Ручейково вскоре после полудня. С небольшого косогора им открылась деревня — ничего особенного, таких они немало позади оставили, но только нигде столько голубого не видели. Кругом стоит стеной лес, не срубленными рощицами и отдельными деревьями он в пределы деревни врывается. Издали видна площадь, дома по кругу, но всё, что за пределами площади, видимого порядка не имеет. Ручейково выглядит так, словно какой-то сеятель взял в руку синие избы и, широко размахнувшись, рассеял их в этом месте: где зерна-избы упали, там им и стоять.

При въезде в село пересекли ручей, а дальше зигзагом меж изб поехали. Многолюдие сразу в глаза бросалось. В одном дворе толпа молодых ребят в потрепанной военной одежде поднимала упавший сарай. В другом месте, на пустыре, люди новый сруб ставили. Проходили девки, для будничного дня вроде слишком уж разнаряженные. Кругом много молодых ребят — можно ли девкам в затрапезном перед ними казаться? У одной избы Володя вышел из пролетки, сказал, что он останется в этой избе, а им нужно ехать к Высокову.

На площади многолюдие еще заметнее стало. На небольшую деревянную церковущку, снизу доверху выкрашенную в синее, люди поднимали колокол, и хоть ему было далеко до царь-колокола, но свои тяжелые пуды в нем имелись, и поднять их — много сил и криков брало. В стороне у дома стоял парень — этот как-то уж очень по-своему одетый. На нем была вышитая белорусскими крестами рубаха-косоворотка, подпоясанная командирским ремнем, синие брюки военного покроя, крайне стоптанные сапоги со шпорами. Завидев их, парень поманил их к себе, и они повернули к дому. Марк протянул ему руку, хотел сказать о себе, но парень в косоворотке, пожимая ему рук у, уже отвечал на все вопросы, какие Марк хотел бы ему задать. Высокова, сказал он, нет, но к вечеру обещался приехать. Дед Осип нездоров, и его лучше не тревожить. Остановиться они могут в этом дворе, к которому он их позвал.

Марк вошел в дом и сразу почувствовал себя меж своих. За столом люди играли в козла. В углу шло шашечное сражение. Хозяйка стояла у печки, подперев ладонью пухлую щеку, а хозяин сидел на лавке у самой двери и был занят вовсе не крестьянским делом — он винтовки чистил. К стене было приставлено три вычищенных винтовки, он как раз разбирал четвертую.

«Продвигайтесь вперед», — сказал он Марку. Потом крикнул в сторону шашечной группы: «Вы, ребята, пошли бы коня распрячь».

Двое шашечных болельщиков, дав последние советы игрокам, вышли во двор помочь Коровину. Марк подошел к тем, что играли в карты. Подвинулись, давая ему место, кивнули головами, здороваясь, но игры не прекратили и ни о чем его не спросили. Вошел парень, что зазвал их. Марк уже огляделся, уже понял — армейская публика, комсоставная.

«Вы хоть бы спросили меня, кто я», — сказал он, обращаясь сразу ко всем. Ответил ему парень со шпорами:

«Самый неинтересный вопрос, какой только может быть», — сказал он. — «Важно сейчас другое — есть хотите?»

Хозяйка накормила его и Коровина картошкой с постным маслом и луком, дала по стакану узвара, которому не хватало сахара — он был такой кислый, что сводил челюсти.

«Никогда не думал, что встречу здесь такое блестящее общество», — сказал Марк, кладя ложку. Один из играющих в карты бросил на него быстрый взгляд, потом посмотрел на парня со шпорами и сказал, что в этой компании самое блестящее шпоры.

«Товарищ старший лейтенант лихо прозвенел ими от самой Польши», — сказал веселый голос из шашечной группы.

«Будешь звенеть, если немец тебе на них танком наезжает», — равнодушно сказал обладатель шпор.

Марк видел — люди разговаривают осторожно. О шпорах толкуют. Друг друга по воинским званиям величают. Знают, что приезжему Марку вовсе другое важно, но о важном молчат. Самое лучшее и их ни о чем не спрашивать. Хозяин предложил отдохнуть с дороги, увел Марка и Коровина в свой закуток. Тут стояла кровать со взбитой периной и горой подушек, но они не стали разрушать величественного пухового сооружения, а легли на полу, благо он был покрыт чистым рядном.

Под вечер тот же парень со шпорами — он был чем-то вроде дежурного — разбудил Марка и сказал, что Высоков приехал, ждет. Оставив Коровина досыпать, Марк вышел из каморки и в сенцах лицом к лицу столкнулся с Котовым. Бравый танкист был в своем цыганском облике, в каком он и в городе показывался, но теперь у него на плече висел короткий автомат немецкого образца. Котов проводил Марка до избы деда Осипа, но не вошел в нее, сказал, что Марк в рекомендации не нуждается.