Наталья Богуненко - Музруков

В сильные морозы, когда приходилось выдерживать борьбу с холодом в рваных зипунах и лаптях, на стройке горели костры, благо, лес был рядом. Весной и осенью в непролазной грязи увязали лошади, их заменяли люди. А летом всех донимали комары и жара.

Но жизнь на стройке не замирала ни на один час…»

Хотя крестьяне действительно в большом количестве приезжали из своих глухих краев на стройку, очень скоро ведущей силой на ней стали коренные уральцы, потомственные рабочие. Управленческий состав подбирался особо тщательно, на это были направлены усилия многих организаций, прежде всего партийных. Те, кто прибывал на стройку, быстро становились хорошими специалистами, сталкиваясь со сложными, интересными задачами, которые еще никто нигде не решал.

Архитектор М. В. Рейшер вспоминал: «Порой и мелочь вырастала в проблему, над которой мы ломали головы. К примеру, помню головоломную задачу, по нынешним временам смехотворную: какие оконные переплеты делать в цехах? Одинарные — холодно будет, двойные — дорого. Помню, что посылали специально по этому вопросу в командировку по разным стройкам страны Женю Балакшину, а она никакого решения не привезла. Нигде еще не знали, как делать. И мы запроектировали для цехов одинарные оконные переплеты, но с двойными стеклами. Потом выяснилось, что это и есть самый экономичный и эффективный способ».

Проект завода развивался вместе со стройкой, которая с каждым днем набирала темпы. Планы проектировщиков становились все более грандиозными. Главный инженер Фидлер часто слышал упреки в расточительности, в нерациональном подходе к делу: завод можно было расположить на площади в два раза меньшей, нет смысла в таких длинных коммуникациях, растут транспортные расходы… В. Ф. Фидлер отвечал всегда одно и то же: «Завод — это живой организм, который рождается, развивается, мужает… При определении производственной мощности завода я считаю правильным исходить из того, чтобы завод мог изготовить самые крупные и самые тяжелые детали тех установок, которые имеются на нем самом».

Эта «формула Фидлера», как ее называли на Уралмаше, успешно претворялась в жизнь и обеспечила заводу выход на передовые рубежи производства не только в стране, но и в мире. Более того, прозорливость и принципиальность его первых руководителей позволили в военные годы развить на Уралмаше необыкновенно эффективное производство вооружений. По свидетельству ветеранов завода, фраза «Если завтра война?» не раз повторялась руководителями Уралмаша. И они сделали все возможное — и то, что теперь кажется невозможным, — для того, чтобы в будущей войне советская промышленность могла быстро перейти на военные рельсы и уверенно двигаться по ним к победе.

15 июля 1928 года состоялась торжественная церемония закладки завода. Эта дата была выбрана не случайно. Еще не остыли воспоминания о страшных днях колчаковского террора, о тяжелых боях, с которыми полки Красной Армии брали город. Самые кровопролитные сражения прошли как раз в тех местах, где теперь возводился Уралмаш.

Но в начале 1929 года на стройку обрушились неожиданные распоряжения из Москвы — сначала о сокращении финансирования более чем втрое, затем о полной остановке работ. Будущий завод теперь предполагалось разместить в Нижнем Тагиле. За таким решением Центра крылись различные хитросплетения межведомственной борьбы, которые разрешились только через год. В течение этого времени руководство стройки вынуждено было пойти на пересмотр всех тщательно проработанных планов, чтобы спасти их конечный результат — Уралмаш под Свердловском. Была приостановлена прокладка дороги, а все силы и средства брошены на строительство цеха металлоконструкций. На работу и обратно в город, а это восемь километров, сотрудники добираются «веревочкой» — пешком по снегу, держась друг за друга и следуя за лошадью, впряженной в сани, — она идет первой, прокладывая путь людям.

По поручению коммунистов Уралмаша Банников в конце марта уезжает в столицу — добиваться правды. Его сопровождают главный бухгалтер Александров с полным отчетом о финансовом состоянии стройки и фотограф Татарченко с подбором наглядных материалов о ее жизни. Эту делегацию принимает нарком Рабоче-Крестьянской инспекции Серго Орджоникидзе. Сообщение Банникова о работе коллектива Уралмаша, особенно такое убедительное доказательство активности инженеров и рабочих, как полностью построенный корпус цеха металлических конструкций, привело к единственно верному решению: Уралмашу быть там, где он заложен.

К лету 1932 года стало ясно, что Уралмашзавод уже существует как самостоятельная производственная единица, а не часть стройки. 16 июля был включен первый станок в модельном цехе и токарь А. Суханов начал обработку первой детали. К этому времени коллектив работающих на Уралмашстрое и заводе насчитывал свыше тридцати тысяч человек. Почти все они жили вблизи стройки — там, где с каждым днем приобретали все более четкие очертания улицы, скверы, здания соцгорода, спроектированного ленинградским архитектором П. Оранским.

Текучести кадров почти не было — к началу 1933 года она составляла 1,7 процента. Люди закреплялись на заводе не только потому, что здесь была высокая зарплата и возможность получить хорошее жилье — привлекал и творческий характер работы.

Для монтажа и наладки новейшей техники приглашались иностранные специалисты. Однако в 1933 году отношения с ними разладились. Кое-кто откровенно саботировал работу, кто-то вообще к ней не приступал. Иностранные фирмы, постепенно выходя из экономического кризиса, все чаще в одностороннем порядке разрывали подписанные контракты. Поэтому нередко смонтированное дорогое оборудование простаивало — как на нем работать, никто из уральцев не знал. Подобная ситуация сложилась в модельном цехе, где огромный станок фирмы «Вадкин», за который было заплачено золотом, бездействовал. Поставщик не прислал даже схемы, которая помогла бы ориентироваться во множестве рычажков и кнопок на панели управления. Квалифицированные инженеры находились в затруднении, опасаясь своей «самодеятельностью» повредить сложный механизм. Рабочий М. И. Семушин поступил своеобразно: не отходил от станка, даже запирался в отделении, где тот стоял. Не одну неделю провел он в таком затворничестве, но разгадал все тайны «Вадкина», успешно запустил станок и научил работать на нем восемнадцать молодых товарищей по цеху.

Бурно и красиво пройдя этап строительства и ввода в строй, Уралмаш оказался затем в иных обстоятельствах. Жесткий план, год от года увеличивающийся, разветвленные связи со многими предприятиями страны и внутри завода, тяжелый режим круглосуточных работ, необходимость держать под постоянным и надежным контролем сотни и тысячи параметров производственного процесса… К этим условиям не применим лозунг «Даешь!». Там, где нужна мелкая, негероическая, но стабильная работа, он не действует. И еще одну пословицу придется вспомнить для характеристики первых лет деятельности Уралмаша: наши недостатки — это продолжение наших достоинств. В самом деле, умение преодолевать трудности на волне энтузиазма, пренебрежение мелочами в стремлении к большим целям иногда перерастает в излишнюю размашистость при выработке решений, небрежность планирования, нежелание всматриваться в детали. Со всеми этими «болезнями роста» и пришлось столкнуться коллективу завода после июля 1933 года, когда отгремели торжественные звуки оркестров и пошла череда обычных трудовых будней.