Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

Иисус воскрес из мертвых, а Клаус размечтался о воскресной трапезе!

И вот настало долгожданное утро. Я пришел в столовую…

Какое разочарование! У меня не было аппетита. Еда была самая обычная, и она не вызвала у меня никаких особых эмоций. И уж точно не было радости. Я быстро насытился и продолжал ждать, надеясь, что произойдет что-то необычное. Но ничего не случилось. Я был в смятении. Как жалко, что все так обернулось!

После разочаровавшего меня завтрака мы все вместе отправились в соседнюю деревню, чтобы отметить праздник в церкви пастора Дэвида МакКи, с которым я был дружен. И вот там, в этой маленькой церкви, со мной и случился долгожданный «прорыв» — когда мы подходили к причастию. Мысленно я вернулся к моменту своего обращения в Лозанне и спросил, как всегда с тех пор спрашивал, званый ли я гость на Господнем пиру. И в этот момент Бог позволил мне ощутить всю полноту бытия, радости и покоя. В сердце вдруг загорелась любовь и ликование, и я заплакал, как когда-то в соборе в Лозанне, а потом сделал несколько шагов вперед, чтобы причаститься Его Телу и Крови. Я задыхался от счастья. Пожалуй, этот пасхальный пир был самой удивительной трапезой за всю мою жизнь. Маловерный, я-то предвкушал удовольствия от физической пищи, тогда как надо было ждать радостей от пищи духовной. Я положился на преходящее, временное, а Господь предлагает мне то, что имеет отношение к вечности. О, Иисус, как же прекрасно это было! Наверное, я просто неразумный, примитивный, маловерный человек, недостойный того, чтобы находиться в Твоем присутствии. Прости меня, но я люблю Тебя всей своей несовершенной душой.

Пожалуй, самым трудным было для меня примирение с католическим священником отцом Р., который подвергал меня сексуальному насилию и мучил долгие годы. Я уже упоминал, что однажды пришел к дому этого человека и протянул ему руку в знак того, что прошлое забыто. Не знаю, произвело ли это на него хоть какое-то впечатление. Он пожал мою руку и посмотрел на меня равнодушно. Но по крайней мере я сам освободился от тяготившего меня длительное время груза. Столь же тяжело мне было примириться с родителями. Сразу после обращения я рассказал своему брату Лотарю о Христе и о своей вере. Он работал врачом в университетской клинике. Всякий раз, когда мы с ним встречались, он повторял:

— Я все время думаю о матери, и эти мысли не дают мне свободно вздохнуть.

Он и правда умер от нехватки кислорода, когда нырял в Греции. Господи, упокой его душу!

Что убило его? Загадочное влияние матери? Хотела ли она этого? Если это так, то вряд ли она действовала осознанно. Однако смерть брата стала для меня предостережением. Меня выводило из себя то, что мать постоянно находится под влиянием оккультизма. Я стал часто навещать ее в Германии. Она постарела, и мне хотелось не только простить ее, но и помочь ей достичь мира.

И вот однажды, приехав к ней и едва войдя в дом, я сразу, не теряя времени, сказал:

— Мама, ты не становишься моложе. Рано или поздно ты предстанешь перед Христом и тебе придется дать отчет о своей жизни. Ты об этом хоть раз думала?

— Оставь меня в покое. Я ничего не боюсь. Меня давно изгнали из прихода, но я остаюсь католичкой. И доверяю Папе Римскому.

— Но Папа не спасает от того, с чем тебе предстоит столкнуться в ином мире.

— Ох, ты опять об этом! Моя вера меня устраивает. Ты думаешь, твоя намного лучше?

Я давно знал все эти ее штучки. Нельзя было позволить врагу втянуть меня в богословские дискуссии. Поэтому я просто предложил:

— Да ладно тебе. Давай помолимся.

— Ты можешь молиться, — ответила она. — А я не знаю, что сказать.

Я обратился к Иисусу и попросил открыть ее сердце, чтобы Он мог ее освободить. Так я молился за нее в течение трех лет. Я боролся за ее душу. Во время наших встреч она часто обрушивала на меня град проклятий, ругалась и богохульствовала. Иногда ее лицо принимало пугающее выражение. А временами она просто не знала, что сказать, и в отчаянии кричала:

— Пошел вон отсюда! Уйди, оставь меня!

Она вела себя так, как обычно ведут одержимые злыми духами. Я не раз замечал, что, разражаясь проклятьями, она теряет равновесие и начинает клониться вперед, так что может упасть. Я подхватывал ее и заключал в объятия, крепко прижимая к сердцу. Так постепенно мне удалось доказать ей свою любовь. Через меня тепло любви Христа стало достигать и ее.

Прошли годы, прежде чем мне удалось уговорить ее пройти обряд экзорцизма у пастора Рея. Я пригласил ее к себе во Фрибург и позвонил Морису. Тот сказал, что с удовольствием познакомится с моей матерью и побеседует с ней по-немецки. В назначенный день мы отправились в Лозанну на машине. Мама сидела рядом со мной на пассажирском сиденье и молчала. Лицо ее было суровым. Вдруг раздался удар: двигатель странным образом затарахтел, а потом заглох. Мы только что проехали городок Булле и находились посреди трассы километрах в тридцати пяти от Лозанны. Мама сидела не двигаясь — она застыла, как каменная статуя, и не произнесла ни слова. Выражение ее лица ужаснуло меня.

Машину все же удалось снова завести, но только чтобы съехать с автобана. Мотор вышел из строя. Добравшись до ближайшего сельского домика, я позвонил Морису и отменил встречу. Мы поехали обратно во Фрибург — медленно и неуверенно, по проселочным дорогам. Я взял другую машину в прокате и назначил новую встречу с пастором на следующий день.

Говорить с матерью по поводу тех сил, которые действовали внутри ее, было бесполезно. И по сей день я не знаю, осознавала ли, чувствовала ли она их присутствие? Следующего удара противника долго ждать не пришлось. В десять вечера, когда я уже собирался лечь спать, зазвонил телефон. Это было странно.

— Клаус? Не могли бы вы срочно со мной встретиться?

— А кто это?

Голос был незнакомый.

Мужчина представился — Герман. Это был колумбиец, психолог по образованию, бывший муж моей знакомой по имени Рено. Мы с ней вместе молились о его спасении. Она рассказывала, что Герман увлекся трансцендентальной медитацией, и это имело пагубные последствия. В итоге они развелись. Я никогда с ним не встречался. Как странно и невежливо звонить незнакомому человеку так поздно! С другой стороны, возможно, именно таким образом мне наконец представится случай поговорить с ним, а ведь я давно этого хотел.

— Скажите, это действительно срочно? — уточнил я. — Что вообще случилось?

— Не могу этого объяснить по телефону, но дело не терпит отлагательства. Пожалуйста, приезжайте как можно скорее. В голосе его слышалось отчаяние. Он объяснил мне, куда ехать, и я тут же отправился в путь. Наверное, ему срочно понадобилась духовная поддержка. Что ж, это вселяет надежду. Все так загадочно. С такими мыслями я прибыл к нему домой в центр Фрибурга. Вообразите мое удивление, когда при встрече он совершенно будничным тоном заявил: