Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

Я стал лучше представлять свое собственное место во вселенной, а потому перестал смотреть на все в мире исключительно с эгоистических позиций.

«В конце концов, какой-то мир в моей душе уже есть», — уговаривал я себя. Мне казалось, что я, прощенный Христом, тоже научился прощать. Так чего же еще мне надо? Я верил в заповеди и старался соблюдать их. Я нес людям Благую Весть. Я молился. Я чувствовал себя свободным. Почему же старец медлит и не дает мне двигаться дальше? Отчасти я знал ответ на этот вопрос, но все равно продолжал ныть и жаловаться.

Однако, как мне кажется, с момента общения со старцем Софронием многое во мне все же изменилось. Например, раньше многие сообщения прессы выводили из себя или пугали меня. В крайнем случае оставляли равнодушным. Теперь первой моей реакцией на страшные события было желание молиться о жертвах различных трагедий — эта привычка молиться за обездоленных появилась после чтения трудов старца Силуана, учителя отца Софрония. Я стал принимать близко к сердцу любые страдания. Все, кто переживал трудные времена, были моими братьями или сестрами, их судьбы волновали меня, их положение было мне небезразлично. До того я, как и большинство «потребителей информации», относился к репортажам об убитых на войне или погибших во время различных катастроф просто как к статистике, никак не влияющей на мою жизнь. Думаю, так поступает большинство людей, пытаясь защитить свою психику от того, что происходит в нашем ужасном мире.

По молитвам отца Софрония я начал учиться смотреть на себя с точки зрения Бога. И ничего прекрасного в себе не увидел. «Добрый Клаус» так и остался грешником: в некоторые моменты можно было даже засомневаться, имею ли я право называться христианином. Я понял, что вовсе еще не свободен.

Слишком просто было бы сказать: обратись ко Христу, и все решится. Но когда начинаешь понимать, какой груз грехов несешь и как они противны Богу Любви, когда осознаешь, насколько ты слаб, когда снова и снова спотыкаешься и теряешь благодать — во всех этих случаях нужно, чтобы рядом был человек — опытный наставник и добрый друг. И то, что мне встретился такой человек, — это, конечно, был еще один дар от Господа.

Во время нашей третьей встречи со старцем у нас состоялся куда более глубокий и серьезный разговор, чем в два предыдущих раза. Он дал мне очень ценные советы, потому что я уже был готов их принять и осмыслить. Я избавился от наивной веры, будто смогу справиться с засевшими внутри меня темными силами сам, без помощи из высшего мира. Привычки трудно выкорчевать, ведь стереотипы поведения пускают глубокие корни. Некоторые пороки руководили мною более четверти века. Всякий раз, когда я следовал своим старым дурным повадкам, я все крепче привязывал себя к ним. Новая ниточка как бы вплеталась в уже имеющийся канат, опутавший меня. Таким образом он становился еще прочнее, и разрубить его без сверхъестественной помощи я бы уже не смог. Старец объяснил, как рвутся подобные связи. Для начала мне нужно было проследить за своими помыслами и вообще за тем, как они формируются в сознании. Отец Софроний утверждал, что понимание этого лежит в основе противостояния дурным мыслям и, как следствие, дурным поступкам. Он говорил, что на этом пути человек проходит пять стадий. Вначале враг зароняет в нас некое зерно — неправедную идею, затем мы вступаем с ней во внутренний диалог, потом подчиняем себя ей — это и есть исток греха. Сознание оказывается в плену у помысла — и мы совершаем греховные поступки. Если они повторяются много раз, то превращаются в страсти, которые порабощают нас. Так что желание согрешить возникает снова и снова.

— Есть несколько способов бороться с помыслами, — говорил отец Софроний. — Можно заслониться от них Иисусовой молитвой, то есть прогнать их, сосредоточившись на Его имени и на Его присутствии. Или можно воздеть руки к небесам и попросить Христа прийти тебе на помощь.

В тот момент старец сел рядом со мной и показал, как он это делает. Меня поразило, как преобразилось его лицо, — он вдруг показался мне молодым и полным энергии.

Я понял, что в сердце каждого из нас есть особое место, как бы царский трон, на котором следует поместиться Духу Божьему. Однако если в нас жив «ветхий человек», царское место узурпирует сатана.

Никто не гарантирует, что битва со злом будет легкой. Теперь-то я куда лучше понимаю, что означают евангельские слова: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» [25] Мф. 16: 24. Вернуться . Он не сказал: «Идите за мною веселой и простой дорогой, распевая „Аллилуйя!“».

Те прозрения, которые я получил благодаря отцу Софронию, нередко бывали болезненными, хотя в то же время и радостными.

Как-то я спросил его:

— Отец Софроний, а вы все еще грешник?

— Конечно, — ответил он. — Поверь мне, я худший из всех. Мне трудно было в это поверить.

Как я уже говорил, старец много и с интересом расспрашивал меня о моей жизни. Он был абсолютно открыт и искренен. В итоге я проникся еще большим доверием к нему. Отец Софроний, вероятно, заметил, что из-за прежних неудач в общении с разными гуру, учителями веры и клириками я не очень расположен к подобного рода духовным авторитетам. Но сам он был так мудр и терпим, что я открылся ему навстречу, а он взял меня за руку и повел туда, где царят любовь и взаимное доверие. Ведь Христос поступал примерно так же, правда? Он умалил Себя, став человеком, отказался от Божественной славы, и все это лишь для того, чтобы научить нас любви и доверию. Отец Софроний продемонстрировал на своем примере, как действует такое самоуничижение. Православные называют это греческим словом «кенозис» — буквально «опустошение себя». Видели бы вы, как старец шел в церковь служить Божественную литургию! Когда он входил в храм, мне казалось, что ноги его не касаются пола. Он будто плыл в воздухе.

Во время литургии время для меня проходило незаметно… час, два или больше. В протестантских церквях я впервые встретился с Господом. В них пребывала Божья любовь, прихожане хорошо знали Писание, однако в богослужении чего-то не хватало. Оно было поверхностным, обращенным в первую очередь к эмоциям.

Например, в пятидесятнической общине я видел, как люди, «сраженные Духом», падали на пол и бились в конвульсиях, в то время как вокруг гремела громкая музыка. Мне казалось, что это просто некий психический феномен, причем довольно заурядного свойства. Общаясь с отцом Софронием, я начал понимать, что его общение с Богом тише и трезвее. Нередко оно вызывает слезы, но никогда не доводит человека до истерики.

Всем своим существом я ощущал, что православие и есть в прямом смысле «правильное прославление». То есть достойное поклонение Христу. Мне казалось, что именно такой Христос задумал Свою Церковь. Как же мне хотелось участвовать во всех ее таинствах!