Клаус Кеннет - 2 миллиона километров до любви

— Какая машина среди всего этого разнообразия вам более всего по душе?

— Ну, пожалуй, самый элегантный — черный Mercedes.

— Вот почему мы одеваемся в черное, — сказал он, слегка посмеиваясь.

Мне понравилась его шутка.

Урсула сказала, что хочет остаться тут на некоторое время, чтобы поговорить о чем-то важном с загадочным старцем. А мне нужно было ехать дальше — в соседний городок Невшатель, где у меня было назначено выступление. И я объявил пожилому господину об этом. Он ответил все тем же немного игривым тоном:

— Знаете, у меня есть некоторый опыт публичных выступлений. Вы позволите дать вам совет?

— Конечно, сделайте одолжение.

— Лекцию лучше начинать с небольшой шутки, чтобы люди немного посмеялись. Заставив их улыбнуться, вы заручитесь их симпатией. Можно сказать, они будут у вас в кармане и последуют за вами куда угодно. Попробуйте, а потом расскажете мне, когда придете сюда снова, сработало ли это. Я видел, как он при этом тихо и весело смеется — все тело его резонировало с этим смехом. И снова мне показалось, что от него исходит нечто таинственное. Было в нем что-то очень располагающее и глубокое.

Вернувшись из Невшателя, я не преминул зайти к нему и рассказал, что последовал его совету. Конечно, он оказался абсолютно прав в своем прогнозе.

Старца звали отец Софроний, ему было восемьдесят семь лет. С самой первой нашей встречи сердце мое знало — я встретил святого. В этом не было ни малейшего сомнения. Как и в случае с матерью Терезой, передо мной предстал истинный христианин. За долю секунды ему удалось произвести на меня очень глубокое и очень мощное впечатление. Я был сражен его добротой и проницательностью, которая, впрочем, не мешала ему относиться ко всем с любовью. Он не теоретизировал и не богословствовал, никак не подчеркивал свой высокий статус, а общался просто, с юмором, тепло и искренне. И более всего в нем ощущалась безграничная любовь и уважение к собеседнику. Мне казалось, что подобные «мудрые старцы» существовали лишь в кино и в детских книгах (таких, как «Властелин колец» или «Хроники Нарнии»), а в реальной жизни они не встречаются. При этом всю свою жизнь я искал такого человека. И когда встретил, был абсолютно уверен — это и есть Любовь во плоти.

Старец Софроний (Сахаров) – ученик святого Силуана Афонского

Такой человек, думалось мне, может принадлежать только настоящей, истинной Церкви, той самой, которую основал Христос. Почти сразу я узнал, что отец Софроний — священнослужитель Православной Церкви. Эта Церковь, думал я, вероятно, каким-то образом избежала разложения, вызванного спорами, скандалами, расколами, внутренней борьбой, завистью, духом соперничества и прозелитизмом. Конечно, позже я узнал, что все эти болезни вовсе не обошли Православную Церковь. Но почему-то суть ее учения все же осталась неизменной и чистой. Старец представлялся мне символом идеального сообщества верующих, объединяющего Христа и всех Его святых, отцов Церкви, первых апостолов. А православие обнимало целую эпоху — от самой зари христианства до наших дней. Раньше я видел лишь осколки истины в разных церквях, а теперь все это собралось воедино в этом священнике и монахе, старце Софронии [21] Архимандрит Софроний (Сахаров) (1896—1993) — священнослужитель Константинопольской Православной Церкви, ученик святого Силуана Афонского, написал о нем книгу «Старец Силуан». Родился в России, эмигрировал после революции, был монахом на Афоне. После войны выслан с Афона по политическим соображениям вместе с группой русских монахов и в 1947 г. переехал во Францию, где служил в церкви святителя Николая при Русском доме в Сент-Женевьев-де-Буа. В 1959 г. переехал в Великобританию, где основал монастырь святого Иоанна Предтечи в графстве Эссекс. Вернуться .

Во время своего второго визита, когда я рассказывал о лекции в Невшателе, я ощутил такую радость от общения с ним, что не смог сдержать слез. Придется признать, что эта встреча дала мне намного больше, чем состоявшаяся несколькими годами раньше, когда я отыскал в Лозанне мать Терезу. Рядом со знаменитой калькуттской монахиней я впервые ощутил, что безусловная любовь существует на свете. А встреча со старцем стала даром Божьим, обращенным прямо ко мне. Так Небесный Отец привел меня к земному духовному отцу.

В конце нашей второй встречи я попросил разрешения сфотографировать его.

— Нет! — с неожиданной резкостью в голосе ответил он.

Я смутился. Что бы это значило? К счастью, он быстро объяснил свою необычную реакцию на мою просьбу:

— Понимаете, дорогой Клаус, меня постоянно фотографируют. Есть сотни моих портретов, но я там совсем не похож на себя. Это просто не я! И я устал от этого. Надеюсь, вы меня поймете.

Я был огорчен. Этот человек мне так нравился!

Видимо, он почувствовал мое разочарование и потому быстро поменял свое решение.

— Ладно, — вздохнул он. — Фотографируйте, если хотите. Но вся беда в том, что мне и без того не хватает смирения… Не хватает смирения? Я был поражен! Столь великодушный и всеми уважаемый человек считает себя недостаточно скромным?

Он снял очки и приготовился к съемке. Сердце мое возрадовалось, хотя я еще не знал, что этот снимок обойдет весь мир и на долгие годы сохранит образ человека, который дорог многим. По прошествии более чем двух десятилетий моя жена посетит монастырь на Балканах и расскажет там о встречах с отцом Софронием. Монахини покажут ей портрет, который она мгновенно узнает и расскажет удивленной настоятельнице, что он был сделан Клаусом Кеннетом в один из первых дней знакомства со старцем.

Через несколько месяцев я снова встретился с отцом Софронием. К тому времени я узнал уже кое-какие факты из биографии моего нового друга. Он вырос в интеллигентной семье в дореволюционной России. Уже в раннем возрасте у него открылся не только духовный дар, но и талант художника. После революции будущий отец Софроний эмигрировал в Париж, а оттуда направился в Грецию и провел много лет на Афоне.

О православии я мало что знал в первую половину своей жизни. У меня не было темных ассоциаций с православным священством (в отличие от католического), но и ничего хорошего о нем я тоже не слышал. Во время поездок в Иерусалим я видел православных среди многих других обитателей и паломников Святой Земли, однако эта традиция казалась мне довольно экзотической, и я никогда не думал о ней всерьез. Поэтому сознание мое было более или менее открытым, когда я отправился в основанный отцом Софронием монастырь восточнее Лондона. В нем с 1959 года жили как монахи, так и монахини. Увы, само слово «монастырь» не вызывало у меня энтузиазма. Оно будило воспоминания о католической семинарии, где за высокими стенами творились очень нехорошие вещи. Однако я надеялся, что в православии все будет иначе.