Сергей Шахрай - Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Если говорить по-простому, то мы пытались с помощью Конституции 1993 года создать новую государственность и новый социальный порядок, привести власть и общество в новое качество. Из хаоса и разрухи начала 1990-х годов была собрана новая модель государства, новые институты, которые были погружены в социальную реальность, совмещены с обществом.

И на момент, когда в стране происходило строительство новой российской государственности, новых институтов и отношений, Конституция 1993 года была более чем реальной. В этой фазе общественно-политического развития юридическая Конституция творила Конституцию материальную.

Но, как показывают опыт и история, в России всегда предписанные, установленные Конституцией или законом институты и механизмы довольно быстро начинают расходиться с фактическими, не совпадать с ними. В этом, наверное, главная особенность нашего общества и национального характера. Да, мы вот такие.

Раньше или позже мы начинаем в противовес тому, что записано в Конституции, создавать параллельные, почти зеркальные институты фактического (реального) осуществления власти. Пожалуй, единственный институт, которому удается избежать такого раздвоения, — это первое лицо — глава государства, и неважно, как он называется — царь или президент.

Думаю, что самая крайняя, самая очевидная раздвоенность власти «писаной» и фактической — это пример Советов и КПСС. Лозунг «Вся власть — Советам!», который звучал в самом начале 1990-х на стотысячных митингах в Москве, был подлинно революционным, потому что означал выступление против всевластной Коммунистической партии, за возвращение власти тем органам, за которыми она была записана в Основном Законе страны.

Кстати, если вернуться к проблеме соотношения «прописанных» и фактических органов власти, то нужно даже похвалить Конституцию СССР 1977 года и ее статью 6, которая гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза».

И далее: «Вооруженная марксистско-ленинским учением, Коммунистическая партия определяет генеральную перспективу развития общества, линию внутренней и внешней политики СССР, руководит великой созидательной деятельностью советского народа, придает планомерный научно обоснованный характер его борьбе за победу коммунизма».

Фактически здесь идет речь о попытке записать в Основной Закон правду о реальном положении дел, уменьшить степень фиктивности Конституции и тем самым повысить общественно-политическую стабильность, укрепить власть.

Кстати, в конституционном проекте Никиты Сергеевича Хрущёва, который так и не был воплощен в жизнь, сюжету о КПСС и ее истинной роли в обществе и государстве был посвящен целый раздел. Более того, там даже была закреплена норма о том, что «КПСС должна была действовать в соответствии с Конституцией». Возможно, что эта попытка ввести реальное положение дел в конституционные рамки и стала одной из основных причин «свержения» Хрущёва.

Однако, как показала история, Никита Сергеевич был прав: КПСС была осуждена не за ее злодеяния, а за то, что она подменила собою органы государственной власти.

Сегодня мы снова чувствуем, что реальность начинает расходиться с конституционной моделью. Но анализ показывает, что степень такого расхождения все-таки ещё не слишком высока, хотя старые болезни опять дали новые всходы. Выражается это в том, что на наших глазах возникают параллельные институты, о которых я уже не раз писал.

Правда, в современной России параллельные структуры, в отличие от КПСС, пока не осуществляют государственную власть вместо конституционных органов, но самим своим существованием деформируют, размывают, ослабляют власть.

Вдобавок чувство неправды раздражает общество, уменьшает поддержку с его стороны власти и государства.

Тем не менее, как я уже говорил, расхождение еще не смертельное.

И на текущий момент в самой Конституции хватает рецептов и механизмов, чтобы исправить ситуацию. Речь идет о таких инструментах, как принятие федеральных конституционных законов: об администрации президента, о Федеральном собрании, поправки в федеральные конституционные законы о правительстве, судебной системе, о Конституционном суде.

Это и есть выход из кризиса Власти и Авторитета.

То есть лечение и лекарство заложены в самой Конституции.

Но для того, чтобы начать срочное лечение, надо сначала быстро и точно поставить правильный диагноз.

В противном случае нарастающая фиктивность описанной в Конституции системы власти и укрепляющиеся механизмы реального, но параллельного осуществления власти приведут не столько к новой Конституции, сколько к ослаблению государства, углублению разрыва между государством и обществом.

Что собой представляет самый главный инструмент в восстановлении единства двух конституционных реальностей?

Я считаю, что это не только принятие законов, дезавуирующих параллельные структуры во власти (или, наоборот, «легализующих» функции параллельных органов).

Это еще и срочная судебная реформа!

Причем речь идет не о реформе как модернизации. А о реформе как о возвращении к истокам и завершении тех процессов, которые были начаты великой Судебной реформой 1864 года, о чем я уже много раз говорил.

Эта реформа не просто создала новую систему судопроизводства, но и радикальным образом изменила настроения масс, поскольку смогла подарить всем слоям общества надежду на лучшее будущее, на возможность справедливости посредством суда «скорого, правого, милостивого и равного для всех».

История в 1991–1993 годах подсказала и показала, что двигаться в правильном направлении возможно только опираясь на опыт и потенциал той великой Судебной реформы. Идеи реформы нашли свое отражение в Конституции. И вновь особую роль сыграла судебная власть, на этот раз в лице Конституционного суда, который стал, по сути, локомотивом и «юридической лабораторией» конституционных преобразований.

На мой взгляд, такое почти буквальное повторение истории — это уже не случайность, а подлинная закономерность и своего рода подсказка для действующих политиков. И это означает, что именно суд, в первую очередь Конституционный суд, должен приложить все силы, чтобы соединить юридическое и фактическое, чтобы излечить нашу систему организации, а вернее, дезорганизации власти и авторитета от опасной шизофрении.

Почему я считаю, что именно начинать (вернее, продолжать) надо с судебной реформы? Потому что наша собственная история дает огромное количество фактов, которые доказывают, что судебная система является той самой «активной энергетической точкой», правильное воздействие на которую гарантированно приводит к оздоровлению и нормализации всей общественно-политической и экономической жизни в России.