Сергей Шахрай - Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина

Но нашим парламентариям уже загорелось увидеть высотку МГУ, стоящую на китайской земле. А раз китайцы не могут, тогда мы придумаем асимметричный ход!

Я предложил дополнить действующий закон о Московском и Санкт-Петербургском государственных университетах, которые в России имеют особый правовой статус. Схема получилась очень изящная: добавили статью, что два флагманских университета вправе учреждать за рубежом совместные учебные заведения вместе с иностранными партнерами, а возможные несовпадения в правовом регулировании этих новых организаций должны быть сняты в учредительных документах.

Администрация президента Путина одобрила эту идею. С законодательной инициативой выступил лично Нарышкин вместе с двумя председателями думских комитетов — Вячеславом Никоновым (по образованию и науке) и Алексеем Пушковым (по международным делам) {84} 84 Пушков Алексей Константинович (р. 1954) — российский государственный и общественный деятель, председатель Комитета Государственной думы Федерального собрания РФ по международным делам (2011–2016), член Совета Федерации (с 2016). . Поправка была принята очень быстро — уже в марте 2015 года [62] Федеральный закон от 8 марта 2015 г. № 52-ФЗ «О внесении изменений в статью 4 Федерального закона “О Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова и Санкт-Петербургском государственном университете”» // СЗ РФ. 2015. № 10. Ст. 1422. . Это сразу разморозило проект.

МГУ получил возможность самостоятельно определять в учредительных документах совместного университета такие важные вопросы, как порядок приема на обучение на образовательные программы МГУ; статус обучающихся по образовательным программам МГУ в Китае; порядок реализации образовательных программ МГУ и экзаменов, порядок выдачи дипломов МГУ выпускникам… В общем, у нас теперь были правовые инструменты, чтобы решать все вопросы, без которых совместный университет не мог бы работать.

Вторым барьером на пути к мечте стали китайские архитекторы.

Мы стали предметно обсуждать тему высотки МГУ в 2015 году — на стадии утверждения проекта застройки университетского кампуса.

Народное правительство Шэньчжэня, которое взяло на себя основные расходы по проекту, объявило конкурс, чтобы выбрать фирму-застройщика. Победил дизайн-проект, который был выполнен даже не в национальном китайском, а в среднеазиатском стиле.

Для китайских партнеров процедуры с конкурсом на застройку были рабочей рутиной, а потому погружать нас в эти детали они просто не стали. Так что результаты конкурса оказались для меня неприятной неожиданностью.

Приехал я в Шэньчжэнь, партнеры мне гордо показывают проект, я смотрю и понимаю, что плакала моя мечта: конкурс-то уже завершен!

Тогда спрашиваю у чиновника мэрии, ответственного за вопросы строительства (директор департамента соответствующего):

«А почему вы выбрали именно такой проект?»

«Это подходит по климату, да и просто красиво».

«Но ведь это абсолютно не подходит по смыслу проекта! Почему вы с нами не посоветовались?»

На что китайский товарищ отвечает:

«Деньги наши, конкурс проведен по всем правилам, можете оставить свое мнение при себе…»

Ну, я не стал спорить и отправился на обед к мэру Шэньчжэня, где оказался тот же директор строительного департамента. Он нахваливал мэру и другим участникам дизайн-макет, победивший в конкурсе. А я все лихорадочно думал: «Ну и как мне это всё переиграть?» И вдруг вижу: на одной из проекций будущего главного университетского корпуса огромное мозаичное панно с портретом Горбачёва.

Спрашиваю китайцев:

«Коллеги, а почему у вас здесь изображен Горбачёв? Вы разве не знаете, как наш Владимир Владимирович к нему относится?»

«А как?»

«Плохо. Ведь Горбачёв развалил СССР!»

Поскольку китайцы знали, что проект курируют лидеры двух стран, то сильно заволновались.

А через день авторы дизайн-проекта позвонили сами:

«Посоветуйте, что делать? Кто может быть на главном панно?»

Я им отвечаю: «Ломоносов!»

Пока строители и дизайнеры перерисовывали Горбачёва на Ломоносова, я опять отправился обедать с мэром Шэньжчэня — теперь уже с глазу на глаз. И в такой, менее официальной обстановке, я доказал, что победивший дизайн-макет вообще не годится по архитектурному стилю для проекта, потому что он ни российский, ни китайский, и надо найти решение, отражающее традиции обеих стран.

Мэр задумался. А через некоторое время состоялась встреча двух вице-премьеров — Голодец и Лю Яньдун. И не наша Ольга Юрьевна, а китайская вице-премьер «под протокол» заявила, что в облике будущего совместного университета должны быть объединены архитектурные стили двух стран — России и Китая.

Я копию протокола себе взял и при необходимости показывал китайцам цитату из речи их прямой руководительницы. В итоге Народному правительству Шэньчжэня пришлось проводить второй конкурс, потому что мэр теперь уже лично «зарубил» первый проект. В результате утвердили дизайн-макет, где центральное место было отведено высотке МГУ.

В этот раз китайская сторона намного охотнее советовалась с нами. Архитекторы много раз приезжали в Москву, изучали наши здания. Облазили всю высотку. Было много дискуссий по самым разным вопросам.

Например, долго спорили, что должно быть на шпиле главного здания?

Ломали головы, пока я не предложил:

«Давайте пятиконечную звезду!»

«А что, у вас тоже можно звезду?» — облегченно вздохнули китайцы.

«Можно», — успокоил их я.

А, к примеру, Виктор Антонович Садовничий настаивал на том, чтобы в главном корпусе обязательно были суперсовременные лифты.

Потом началась своя, отдельная жизнь трехмерных макетов. Помнится, они стали просто размножаться. Один макет сделали, чтоб показать Лю Яньдун, Нарышкину и Садовничему. Другой поставили в офисе строительной компании. Третий — в фойе здания университета. Где-то был еще один, но я уже не помню.

А я еще привез китайцам скульптурный бюст М.В. Ломоносова, который уже совсем затерся: они по своей традиции трогали гипсового академика за нос, чтобы получить успех в науках.

Третий, самый трудный барьер — это то, что китайцы в итоге выступили против преподавания на русском языке.

Мы с самого начала исходили из идеи подготовки специалистов на трех языках — русском, китайском и английском. Два языка — стран-учредителей, и английский — как язык глобальной экономики. Пока шли согласования, этот сюжет никто не подвергал сомнению. А как дело дошло до практики, китайская сторона сказала: давайте оставим только китайский и английский, потому что русский — это слишком сложно. Вдобавок высшее образование платное, и никто из китайских родителей не будет платить за лишний год обучения, который обязательно потребуется для изучения русского языка.