Джо Байден - Сдержать обещания. В жизни и политике

Однако теперь, Джо, я пришел к выводу, что дефицит может стать вашей проблемой. Давайте все переиграем. Я буду партией дефицита, а вы – партией финансовой ответственности. Потому что, представьте, единственный способ преуспеть в устранении этих обременительных для людей программ – понять, что на них не осталось денег. Теперь это будет ваш дефицит. Теперь вам нужно будет спорить о повышении налогов, чтобы заделать выбоины, которые оставило ваше социальное обеспечение.

То же самое, но в более резких выражениях, я услышал во время моей предвыборной гонки в Делавэре в 1978 году. Мой оппонент решил использовать пример Морриса – привередливого кота, который не ел кошачий корм. Он сказал: «Я знаю, как заставить кота Морриса есть кошачий корм. Морите его голодом. Отберите у него еду, и он будет есть все, что вы ему дадите. Именно это мы должны делать с правительством». Сократить бюджетные поступления и налоги, чтобы заморить голодом государственные программы, – вот такой у них был план. А потом они начали самым бесчестным образом атаковать социальное обеспечение. Они не говорили непосредственно о программах социального обеспечения или об упразднении пособий. Они просто продолжали талдычить о мошенничестве в сфере социального обеспечения и о том, как федеральные власти растрачивают деньги честных налогоплательщиков.

Отдам республиканцам должное: их корыстное послание нашло отклик. Они пошли по легкому пути. Чтобы выступать против правительства, требовалось гораздо меньше энергии, интеллекта и компетентности, чем для того, чтобы заставить его работать. Но и Конгресс тоже по-своему на это откликнулся: уважение к институту пошло на убыль и культура общения среди его членов снизилась.

Я отмечаю последние дни Хьюберта Хамфри как высшую точку межпартийной любезности в моей карьере. Хьюберт Хамфри умер сенатором, и последние месяцы его пребывания в Капитолии рак съедал его заживо. Мы все наблюдали за этим. Он лишился волос, и сам был истощен. Будучи уже слишком слабым, чтобы принимать участие в реальных дебатах, он продолжал приходить на голосования. Он любил Сенат. «Сенат – это место, наполненное доброй волей и благими намерениями, – сказал однажды Хамфри, – и если ими вымощена дорога в ад, то это довольно хороший обходной путь». В свои последние дни он как будто не хотел покидать зал заседаний. Он оставался там до поздней ночи и со своим другом сенатором Барри Голдуотером обсуждал, чего они добились в Сенате за все это время – вместе и по отдельности. Политически эти двое были максимально далеки друг от друга. Хамфри был кандидатом в вице-президенты в 1964 году, а Голдуотер в то же время баллотировался в президенты от республиканцев. И выступление Босса на съезде в том году было предупредительным выстрелом по «голдуотеризму». Он перечислил множество программ, за которые голосовали умеренные республиканцы в Сенате, но после каждой добавлял «но не сенатор Барри Голдуотер». Несколько недель спустя они неожиданно столкнулись друг с другом в аэропорту во время предвыборной кампании и дружески поприветствовали друг друга. Когда они расходились, кто-то услышал, как Голдуотер сказал: «Ну, продолжай бить, Хьюберт».

К концу 1977 года становилось все более очевидно, что Босса скоро не станет. И однажды в зале заседаний Сената Барри Голдуотер пересек проход и обнял Хьюберта Хамфри. Голдуотер был таким большим, а Хамфри таким маленьким и хрупким, что почти исчез в его объятиях. Они стояли так долго, и из их глаз лились слезы. Но они не пытались этого скрыть.

В начале президентской кампании 1980 года я понимал, что у нас, демократов, возникли проблемы. Казалось, все в руках Картера превращалось в пыль. В стране был энергетический кризис, продолжались рецессия и инфляция. Произошел захват американских заложников в Иране. Достижения Картера в ближневосточном мирном урегулировании обесценивались. И даже когда он изложил свой всеобъемлющий план по преодолению энергетического кризиса в 1979 году, он предварил его пространными рассуждениями о кризисе доверия в Америке. «Подрыв нашей уверенности в будущем угрожает разорвать социальную и политическую ткань Америки, – сказал Картер. – …Наш народ теряет веру не только в само правительство, но и в способность граждан выступать в качестве верховных правителей, которые формируют нашу демократию». Эта речь стала известна как «Речь о недуге» и запечатлела его в умах граждан как сварливого скептика. Этот образ легко закрепился, потому что в его манере говорить всегда было что-то от проповеди священника.

Я усиленно агитировал за Картера во время обеих предвыборных кампаний, но мне казалось, что у него есть опасная склонность к морализаторству. «Если вы не отцепитесь от этой Библии, – сказал я ему однажды, – то потеряете и меня».

Я был не единственным демократом, которому было не по себе от Джимми Картера: из нас выстроилась уже длинная очередь. В преддверии президентских выборов 1980 года небольшая группа политических консультантов из демократов приехала ко мне на Станцию и предложила выдвинуть свою кандидатуру. Боб Сквайер приехал вместе с Джоном Марттилой, который помогал Вэл проводить мою кампанию по выборам в Сенат. Они считали, что у Картера были проблемы. Тед Кеннеди тоже решил выдвигаться, и консультанты пришли к единому мнению, что Кеннеди и Картер вгрызутся друг в друга, и ни один из них не сможет победить. Они сказали, что я могу стать компромиссным кандидатом.

Когда они начали, я подумал: какое я имею право баллотироваться в президенты? Мне было тридцать семь лет. Порой жизнь все еще заставала меня врасплох. Я остановился на лестничном пролете Станции и посмотрел в окно на два огромных крыла, пристроенных позади дома. Размер этого места меня напугал. Боже мой, подумал я, речь правда обо мне? Это не ошибка? Не лечу ли я в опасной близости к солнцу? Не испытываю ли судьбу? Мы правда обсуждаем то, как я буду баллотироваться в Белый дом?

Однако в кабинете меня ждали совсем не глупые люди, я уважал их и был польщен. Мы сидели у камина и взвешивали, какими могут быть праймериз в Айове и Нью-Гэмпшире. В том, чтобы добиться выдвижения моей кандидатуры, не было ничего невозможного. А потом Джон Марттила все испортил: «Знаете, сенатор, – сказал он, – вам не следует баллотироваться в президенты только потому, что вы можете победить. Вам нужно спросить себя, почему вы баллотируетесь и что будете делать, если выиграете. Не нужно выдвигаться, пока не найдете ответы на эти вопросы».

В тот день, когда я официально выдвинул свою кандидатуру на пост президента Соединенных Штатов от Демократической партии (9 июня 1987 года), газета Scranton Tribune посвятила свою передовицу, и даже больше, истории сенатора Джозефа Байдена-младшего. В статье рассказывалось, какой молодчина этот парень из Скрантона. Разумеется, они осветили мою речь в Уилмингтоне и долгую поездку в Вашингтон в поезде, набитом моими родными, друзьями, доброжелателями и представителями национальных средств массовой информации. Но в отличие от других газет по всей стране Scranton Tribune не стала тратить много места ни на описание моих перспектив в штатах досрочного голосования (Айове и Нью-Гэмпшире), ни на приведение результатов национального опроса, которые мало радовали местных жителей, относившихся ко мне как к любимому сыну. В тот день я был великой надеждой Скрантона. Подробно были процитированы речи моих закадычных приятелей – Чарли Рота, Ларри Орра, Томми Белла и Джимми Кеннеди. Накануне вечером они без предупреждения ввалились к нам в дом – «трое понтовых ребят» [50] Отсылка к американской комедии 2005 года «The Three Wise Guys». – Примеч. пер. , дары приносящих. Даром был соус для спагетти из ресторана Preno, лучшего в городе. Они заверили читателей Tribune , что я все тот же старина Джо.