Лев Николаев - В оккупации. Дневник советского профессора

9 декабря

Пришлось слышать, что в Харьковской управе зарегистрировано уже 400 случаев смерти от голода. Эти статистические данные, конечно, не отражают действительности, так как многие врачи бояться писать диагноз «смерть от голода» и пишут «смерть от сердечной слабости»…

Сегодня видел первый номер газетки «Нова Україна». Слева на первой странице красуется трезубец. Редактор – Петр Сагайдачный. В газете пишут украинские националисты, прославляют немцев и хают не только большевиков, но и все русское. У украинских националистов – радужные надежды на создание самостоятельной Украины. Идиоты! Они не понимают, что немцы пришли сюда не для создания независимой Украины, а для того, чтобы покорить эту страну. И превратить ее в провинцию Германии…

Я ходил в среднюю школу, именуемую теперь гимназией, и предлагал свои услуги в качестве учителя. Директор был польщен тем, что в его школе будет преподавать профессор. Я должен буду преподавать в старших классах. Однако директор признался мне, что существование 8-классной гимназии очень проблематично, так как немцы хотят, чтобы были открыты лишь школы для учеников первых четырех классов. Очевидно, что немцы считают, что украинцам совершенно излишне быть культурными людьми. Достаточно, чтобы они были грамотными.

10 декабря

Я ходил на Благовещенский базар с целью продать имеющиеся у меня мотки ниток. Она женщина предлагала мне променять три мотка ниток на 2 стакана гороха и на 5 маленьких луковиц. Я отказался. А теперь жалею, ведь нитки не съешь, а горох можно съесть. Когда мне приходится продавать вещи на базаре, я испытываю чувство унижения. Ходишь по базару. Мороз. Подходят люди. Торгуются, стремятся меня надуть. Я торговаться и расхваливать свой товар не умею. Назначаю определенную цену и не уступаю. Между тем покупатели хотят, чтобы им уступили хоть немного. Значит, если хочешь получить 100 рублей, надо просить 150. А я не умею этого делать. Плохой я торговец!

11 декабря

Жену сократили со службы в Институте ортопедии, который попал в руки одного афериста и неуча, доктора Пригоровского. Он именует себя «профессором», хотя у него нет этого звания и он не имеет научных заслуг… У жены – очень тяжелое настроение. Я тоже начинаю унывать. Пропадает желание бороться за существование. Все равно мы, очевидно, погибнем от голода. Раз так, то чем скорее, тем лучше.

Картошку, привезенную мной 16 ноября (около 5 пудов), мы уже всю съели. Отеки на ногах и на лице у меня усиливаются вследствие ББО (безбелкового обмена). Мяса! Я хочу мяса, масла! Ночью всем нам снятся сладкие сны: мы едим пирожные и вкусные торты и конфеты. Организм требует сахара, особенно при той большой физической работе, которую я должен выполнять ежедневно…

Некоторые украинские женщины успели подружиться с немцами и стать их любовницами. Сегодня я впервые видел русскую женщину, идущую под руку с немецким солдатом и фамильярно хлопавшую его по спине. Гнусное это зрелище! Эти женщины продались немцам, забыли о Родине. Ведь, может быть, этот самый немец на поле сражения убьет близкого им человека. Эти бабенки продались не из-за куска хлеба, а за духи, шоколад и вино. Гнусно? Ужасно гнусно!..

Я видел сегодня на улице омерзительное зрелище. Одна несчастная лошадь упала и поломала себе ногу. Вокруг нее сразу появилось около десятка мужчин, стремившихся прикончить лошадь с целью вырезать себе кусок мяса. Для этого им нужно было перенести лошадь во двор и там перерезать ей горло. Но лошадь из-за поломанной ноги не могла подняться. Ее жестоко били, тянули за хвост, но она продолжала лежать. Надо было видеть эти зверские физиономии голодных людей. Некоторые предлагали перерезать горло лошади тут же, на улице. Другие отговаривали, так как боялись, что им достанется за это от немцев. Под брюхо лошади подсунули веревки. Их потянули вверх, и лошадь встала. С криками радости ее потащили куда-то во двор. Жуткое зрелище, напоминающее по своей жестокости сон Раскольникова («Преступление и наказание» Достоевского).

13 декабря

Был на Благовещенском базаре. Присутствовал при следующей сценке. Два немецких солдата подошли к мальчику 13–14 лет. Он продавал галстук. «Сколько стоит?» – спросил один из немцев на русском языке с сильным немецким акцентом. «Сорок рублей», – ответил мальчик. «Четыре марки», – сосчитал один немец. «Дай ему пять рублей и хватит с него», – сказал другой солдат по-немецки. Тогда первый немец достал свой кошелек, вынул оттуда десятирублевку, небрежно швырнул ее мальчику и быстрым движением вырвал у него галстук из рук. «Так нельзя. Я прошу сорок», – сказал мальчик, покрасневши от досады. «Буде! Буде!» – ответил немец и пошел дальше. Мальчик посмотрел на него со злобой и сказал: «Красные так не делали». Но немцы не расслышали это замечание или намеренно ничего не ответили.

Подобные мелкие и более крупные грабежи немцев вызывают глубокое возмущение среди населения.

На базаре кто-то украл у немецкого солдата бумажник с документами и тремястами рублями. Немец нанял себе глашатая, который ходил вместе с ним по базару и сообщал публике о потере. Очевидно, немец надеялся на то, что бумажник будет ему возвращен. Наивный человек! Публика отнеслась, конечно, с полным хладнокровием к этому событию. Тем временем я вышел с базара и направился в сторону Екатеринославской улицы. Вдруг я увидел, что огромная толпа народа бежит с базара и разбегается в разные стороны. Немец, потерявший бумажник, схватил какую-то женщину и стал куда-то ее тащить, очевидно предполагая, что она украла его кошелек. Раздалось несколько выстрелов. Публика решила, что немцы произведут облаву и в панике разбежалась…

Вот некоторые базарные цены на сегодняшний день. Бураки, в зависимости от величины, стоят от 10 до 30 рублей штука, морковь – 5 руб. штука, чайная ложечка соды – 3 рубля, килограмм конины – от 50 до 60 руб. Пачка махорки – 30 рублей, катушка ниток – 5 рублей, малюсенькая плюшка из ржаной муки – 5 рублей, печеные блины – 10 рублей штука, бутылка машинного масла – 15–20 рублей. Керосина на базаре очень трудно достать. Он стоит 30 рублей бутылка.

А жалование остается все тем же и не увеличивается. Впрочем, сейчас я не получаю никакого жалования. Жена, вновь устроившаяся на службу в Институт ортопедии, получает лишь 450 рублей в месяц. На эти деньги можно прожить 2 или 3 дня…

Сегодня – воскресенье. Отеки на ногах и на лице у меня увеличились. Мне нужно было бы полежать. Но вместо этого мне приходится таскаться на «службу» – в протезные мастерские, расположенные очень далеко от моего дома. Кроме того, в течение последних двух недель я несколько раз ходил на село для обмена вещей. Один раз мне пришлось одному тащить на плечах очень большой груз. Я думал, что умру на дороге. Приходилось спешить, чтобы вернуться домой раньше четырех часов. Подобная работа мне не по силам.