Максимилиан Маркс - Записки старика

Не оттого ли и жизнь здешних золотопромышленников так резко отличалась от красноярских. Сударев, Тарасов, Базилевский завелись очень замечательными библиотеками; а в 1860 году здесь открылась даже частная публичная библиотека Н.[икита] В.[иссарионович] Скорнякова. В Красноярске же, городе безумной роскоши, как его назвал Кастрен, в то время не было ни одного хотя бы ничтожного собрания книг, ни одной книжной лавки. Но зато шампанское лилось там рекою, а дамы, все почти, из крестьянок, казачек, и изредка из поповен, таскали за собой шелковые шлейфы, не короче полутора саженей, платили за прическу головы на вечер по 25 рублей, и не стыдились по стенам и столам своих будуаров размещать свои портреты, снятые фотографически то одиночно – в виде Афродиты, выходящей из купели, то в группе трех голеньких граций. Неудивительно, что после всего этого цивилизаторы со своими милыми дамочками вылетели в трубу, разорив сотню глупцов, вверивших им свои капиталы.

Более 6 лет горела тундра на ночь от Енисейска, а жители не обращали на то ни малейшего внимания, хотя очень часто ветер наносил на город целые клубы едкого и удушливого дыма. Золотопромышленник Григоров в 1867 г. предлагал городу взять на себя порубку зарослей на болоте, осушку его и превращение в луга с одним только условием, что во все время пребывания своего в Енисейске луга эти будут в его владении, а по отъезде его останутся собственностью города. Дума со своей стороны сделала другое предложение. Купить всю эту тундру и потом распорядиться ею по своему усмотрению, причем, заломили такую посаженную плату, что и в 10 лет нельзя было бы возвратить сеном издержки на одну только покупку этого обширного тундристого пространства. Григоров [362] Григоров Иван Александрович (1826–1892) – один из самых известных золотодобытчиков Енисейского округа. В его имении ссыльный Игнаций Валицкий организовал первую оранжерею. , не смотря на свою барскую тароватость, принужден был отказаться. Последствия этого отказа вскоре жутко почувствовали енисейцы.

1869 год с сухим летом, был особенно богат пожарами. В конце июня или в начале июля загорелся навес от поставленного под ним самовара в постоялом дворе у сенного базара. Ветер дул с запада и сейчас же перебросил огонь через улицу. Сгорело 12 или 13 дворов, со всеми находящимися на них постройками. Погиб один рабочий плотник, сильно пострадавший и умерший на другой день в городской больнице. Это была прелюдия и как бы предостережение жителям. Но они поговорили о пожаре и чрез неделю притихли, а тундра между тем разгоралась своим порядком, и дымом закапчивала город постепенно.

25 августа приехал в Енисейск вновь назначенный губернатором г-н Лохвицкий [363] Лохвицкий Аполлон Давыдович (1823–1885) – русский политический деятель, Якутский (1865–1868) и енисейский губернатор (1868–1882). В Красноярске его прозвали губернатором «от пожара до пожара». , сменивший Замятнина. На другой день, в празднество коронации, жители дали ему бал, устроили фейерверк, на какой хватило знания какого-то отставного артиллерийского солдата, и сожгли несколько дегтярных бочек и старых изломанных колес. 27-го утром его превосходительство изволило ревизовать полицейское управление, как в 10 часов ударили в набат.

– Ваше превосходительство! Пожар! – отрапортовал исправник Геце.

– Ничего, пусть разгорится, – ответил губернатор, продолжая ревизию. И разгорелось же!

С полуночи дул юго-западный ветер с силою урагана, и нагнал огонь с тундры на стог сена, стоявший среди небольшого лужка, у огорода крайних городских, старых, гнилых и полуразвалившихся хижинок. Они вспыхнули и огонь разлился широкою с полверсты полосою. Тесницы крыш и самые даже бревна летели по ветру и, падая вниз, зажигали крыши и стены на значительных расстояниях. Когда губернатор приехал на сенную площадь, то бороться с огнем во всей части города и лежащею за этой площадью, не было никакой возможности. Пожарная команда разместилась на пепелище прошедшего пожара, как вдруг на расстоянии саженей 200 загорается деревянный флигель позади их и перебрасывает пламя на большую улицу, а с другого конца огонь перекидывается чрез широкий болотистый пустырь к мужскому монастырю, а оттуда на Енисей. Деревянные мосты на речке запылали и отрезали путь убегающим. Много людей бросались в реку и там утопали, много захватывались на улицах безвыходно и сгорали. Ветер дул так сильно, что от каждого горящего дома протягивались горизонтальные огненные языки, какие можно получать на лампе, действуя на пламя паяльною трубкою. Эти языки порасплавляли даже колокола церковные. Енисей здесь широк, в 725 саж, однако же два железные листа с крыши собора были переброшены к берегу деревни Нифантьевой, находящейся на противоположной стороне в полуторе версты выше города. Ветер пронес их более двух верст. Енисей бушевал. Лодки и плоты не могли управляться с его волнами. Их метало, бросало и разбивало, а огонь зажигал их даже на середине реки. Губернатор едва выбрался за город, и из соседственной деревни окольным путем ускакал в Красноярск. Пожарные машины – все, сколько их было, сгорели. В полдень горел уже пригород Каштак, отдаленный от города широкою протокою Енисея, и в полтора часа от начала пожара нечему было вновь загораться. Вой бури, рокот клокочущей реки, треск падающих крыш, потолков и стен, крики и стоны людей, вой собак – все это слилось в одну страшную и дикую гармонию, которую и Моцарт, и Вебер, и Майерберг, и Берлиоз совокупными силами не могли бы воспроизвести, хотя бы у каждого из них было в сто раз более и творческих сил, и исполнительных средств. Нет, никогда никакое искусство не выразит вполне действительности, не достанет ему и звуков, и красоты, и слов.

Огонь покончил свою работу. Ему предстояло только вскипятить воду в Енисее, но это, при нагревании сверху, при полутораверстовой ширине, и при почти саженной в секунду скорости течения реки, было уже ему не в силу. Город к часу по-полудни догорел только. В 4 часа ветер затих, а к закату солнца небо покрылось тучами и пролился небольшой дождик, не могший принести решительно никакой пользы, разве только одну, что в следующее утро можно было уже ходить по опустевшим улицам. Огонь испепелил все, имевшее органическое происхождение, а ураган сдул в Енисей и следы пепла. Никогда Енисейск, прежде пыльный и грязный, не был так чист и опрятен. Осталась западная, нагорная, самая плохая, бедная и худо застроенная часть, величиною в 1/5 всего пространства, занимаемого городом, и за нею внизу, на берегу Енисея, небольшой участок, который удалось отстоять от всеобщего истребления, благодаря стойкости и щедрости Григорова, решившегося во что бы то ни стало спасти свои деревянные дома, лучшие по устройству и комфорту в городе.