Сергей Красиков - Возле вождей

Не мог! И ни за что не согласился бы. Потому-то Хрущев и убрал его, в расчете на согласие с ним более покладистого маршала Р. Я. Малиновского.

В Большом Кремлевском дворце соберется нечто похожее на расширенный Пленум ЦК КПСС, на котором начнут вскрывать «запрещенные методы жуковских побед». Малиновский скажет: «Жуков во имя победы ни перед чем не останавливался. Через Заславские болота погнал танки. С передних снял башни и погнал. Головные танки тонули. По их спинам шли другие, которые тонули также, и так до тех пор, пока из утонувших в трясине машин не образовался своеобразный железный мост, который и вывел Жукова к желаемой победе. Я — за победу, но не такой ценой».

Маршал в юбке Е. А. Фурцева расскажет о затонувшей во время маневров подводной лодке, которой было приказано до получения команды свыше не всплывать. Экипаж лодки соляркой выразил на стенах проклятие Жукову за то, что тот только во имя приказа, не диктующегося никакими обстоятельствами, обрек экипаж на смерть.

29 октября Пленум ЦК в обнародованном постановлении сообщит: «Г. К. Жуков нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, ее ЦК и правительства».

Когда Жуков прилетит в Москву, не зная еще, что уже снят с должности министра обороны, на аэродроме его встретит лишь порученец, который и доложит маршалу о происшедшем.

— А кого назначили? — спросит Жуков.

— Малиновского, товарищ маршал.

— Ну, это еще ничего, — улыбнется командующий. — А то я подумал — Фурцеву.

Жукова обвинили: 1) в создании тайной организации — специальной диверсионной школы, 2) во властолюбии и в «опасной личности вообще» и 3) даже в том, что в борьбе с антипартийной группой Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова в пылу полемики Жуков скажет: «Если вы и дальше будете бороться против линии партии, я буду вынужден обратиться к армии и народу».

Эта фраза была истолкована хрущевцами как проявление бонапартизма. А для того, чтобы объяснение звучало более убедительно, к фразе подключили картину Яковлева, на которой Жуков изображен едущим на белом коне по глобусу земного шара.

Так Никита Хрущев «отблагодарит» Георгия Константиновича. А Екатерина III (Фурцева. — С. К.) так переусердствует в честь нашего дорогого Никиты Сергеевича, что сразу же после выступления водочки в буфете попросит, да не одну, а аж две рюмочки.

Горло, видишь ли, у Екатерины Алексеевны перехватило.

Но горло обычно восстанавливают чем-нибудь смягчающим.

Выходит, не горло «верная Хрущеву соратница» излечивала, а больную совесть водочкой заглушала.

Залила ли?

Или так и не удалось?

Послесталинский период деятельности Хрущева достаточно освещен, я коснусь лишь основного — его доклада на закрытом заседании XX съезда КПСС — чудовищной силы ударе по всей коммунистической системе.

Заслушан он был 25 февраля 1956 года на закрытом утреннем заседании, где выступление докладчика не стенографировалось и прений по докладу не открывалось.

Выступление Хрущев затеял, когда съезд практически уже закончился. Хрущев зашел во время перерыва в кулуарную комнату съезда, где отдыхали члены Президиума. Раздал всем брошюрки и, показывая на них, сказал: «Надо выступить на съезде».

До заседания оставалось не более пятнадцати минут. Никто толком брошюрки просмотреть не успел. Никакого согласования с членами Президиума ЦК не было. Но Хрущев пошел на трибуну и стал читать то, что подготовили ему Д. Т. Шепилов и Б. Н. Пономарев. Материалы комиссии поставлял вновь назначенный председатель КГБ И. А. Серов.

Усыпив бдительность соратников, Хрущев прочел доклад и вызвал, как и следовало ожидать, бурю протестов во многих делегациях коммунистических партий. Но следом за Хрущевым на трибуну вышел Н. А. Булганин и, обращаясь к присутствующим, спросил:

— Какую резолюцию примем по докладу Хрущева?

Делегаты в ответ промолчали, и Булганин предложил:

— Будем считать доклад в целом резолюцией нашего съезда.

Предложение прошло без возражений. Но текст выступления Хрущева и резолюция съезда в протокол не попали и были обнародованы лишь тридцать три года спустя.

Уинстон Черчилль по этому поводу заметит: «Хрущев начал борьбу с трупом и вышел победителем». Но победителем в борьбе с мертвым Сталиным Хрущев не стал. Китайская, Албанская, Французская, Корейская и Итальянская компартии Хрущева не поддержат. Летом 1956 года в личной беседе с руководством Итальянской компартии Хрущев будет оправдываться: «Мы считали, что доклад не будет опубликован, в противном случае мы бы построили его иначе. Более того, решение поставить этот вопрос было принято не при подготовке к съезду, а в ходе его… Поэтому мы были лишены возможности посоветоваться с братскими партиями».

Хрущев лукавил и лукавить продолжал:

«…В ходе XX съезда было проведено несколько бурных заседаний Президиума ЦК, где отдельные члены Президиума считали, что не следует поднимать вопрос о культе личности, так как это создаст трудности внутри страны и в рабочем движении. Как видите, мы учитывали это, но также стояли перед необходимостью ответить на вопрос, кто же виноват в том, что погибли многие лучшие коммунисты. Не ответить на него — значило показать, что нынешний ЦК КПСС покрывает виновников, соглашается с ними, боится сказать правду…»

Дабы отвести подозрения от себя, он начинает всю вину валить на покойников: Сталина, Берия. Себя назначит председателем комиссии по реабилитации, а в заместители себе возьмет А. И. Микояна. В результате этого все представленные документы с их подписями исчезнут. «Сладкая парочка» выйдет чистенькой из ада, в который они отправляли наидостойных. Руководители Китайской компартии ни одному слову Хрущева против Сталина не поверят и разорвут отношения с КПСС. Динамикой разрыва послужит так называемое «дело Пэн Дэхуая», бывшего командующего частями китайских добровольцев в Корее, министра обороны КНР, популярного маршала в НОАК.

Пэн был сторонником военной доктрины, предусматривавшей объединение Вооруженных Сил СССР и КНР под единым командованием. В 1959 году, совершая официальные визиты в страны Восточной Европы, он во время пребывания в Тиране имел конфиденциальную встречу с находившимся там Н. С. Хрущевым, которому «неосторожно изложил» свое негативное мнение о китайской политике «большого скачка». Албанский руководитель Энвер Ходжа не преминул сообщить об этом руководителю ведомства китайской государственной безопасности Кан Шэну, при этом добавив, что Пэн пообещал Хрущеву создать прорусскую фракцию в КПК. Кан Шэн изобразил дело как заговор, и Пэн Дэхуай был смещен за «поддержку тайных контактов с Хрущевым».