Вадим Верник - Свободный полет. Беседы и эссе

— Саш, как ты думаешь, почему сегодня у тебя такая сумасшедшая востребованность?

— Поверь, я всегда знал, что будет именно так.

— Класс!

— Ну и потом, если говорить про то, сколько работы… Я не из Москвы, у меня здесь никого нет. У меня всегда было ощущение, что ты один и в любом случае тебе нужно что-то делать, нужно землю грызть. И вот это ощущение помогло и помогает мне. Но, повторяю, я никогда не сомневался, что будет именно так. Когда я поступал в ГИТИС, еще когда только стоял перед входом в этот «обезьянник», как называют его абитуриенты, — даже тогда не было сомнений.

— То есть никакой рефлексии, одна установка: буду number one.

— Дело не в этом. Есть интуиция, которой я очень благодарен, — она меня в эту сторону и повела. И у тебя нет шансов проиграть, потому что нет других вариантов. У меня, например, не было варианта не поступить в ГИТИС.

— Какой ты самоуверенный.

— Я поступал только в ГИТИС, только к Леониду Хейфецу, мне там понравилось. И я был абсолютно уверен, что поступлю. Не знаю почему. Никто из моей семьи с театральным делом не был связан, никто не знал нюансов и особенностей поступления, системы театрального образования и так далее. Я не знал, какая программа нужна, не знал, что нужно готовить, как себя вести перед этими людьми, в чем приходить, что надевать. Один из педагогов, Алексей Анатольевич Литвин, уже на собеседовании обратил внимание на мою олимпийку: на ней было написано Dolce & Gabbana. Алексей Анатольевич спросил меня: «Нравятся такие бренды?» «Да это, — отвечаю, — с Черкизона!» Какая первая попалась, ту и надел.

— Послушай, и у тебя никогда не было поражений?

— Да были. Но я прошел определенную школу: сначала занимался в любительской театральной студии в городе Переславле у педагога по актерскому мастерству Вероники Алексеевны Иваненко, затем школа Хейфеца в ГИТИСе. Я просто в какой-то момент понял, что любое поражение можно совершенно спокойно обернуть в победу. Не всегда, конечно, это будет получаться. Но после школы Хейфеца ты готов к поражениям, для тебя это будет не ново. Ты готов проиграть и быстро подняться.

— А в чем ты проигрывал?

— Подноготной-то много разной! Я, например, никогда не был лучшим на курсе. Были ребята, большие звезды курса, я в их число никогда не входил. Все были рослые, крепкие и так далее. Я был на хорошем счету у Леонида Ефимовича и вообще в мастерской, но никогда не входил в тройку лучших ребят на курсе. Было тяжко, я понимал, что мне нужно учиться, мне нужно максимум взять от Хейфеца, от ГИТИСа, от мастеров, от педагогов, от студентов. Поэтому я впитывал всё как губка, понимал: то, что происходит сейчас, поможет мне побеждать в дальнейшем.

— В общем, единственный твой комплекс — это то, что ты не был лучшим студентом. Не густо.

— Это не комплекс, ни в коем случае. Я пытался быть лучшим, я пытался тянуться. Но в какой-то момент я просто начал прощаться с этой студенческой жизнью, готовясь к будущему, в котором я окажусь один. Там не будет ни студентов, ни педагогов, ты просто останешься один на один с этой жизнью, и тебе придется там драться уже по-настоящему. Ты спрашиваешь про поражения: конечно, были фильмы, в которые меня не утверждали, а мне этого очень хотелось. И раньше, когда в футбол играл, для меня каждое поражение было чем-то таким значимым, хотя, казалось бы, обычный футбольный матч во дворе. Проиграли сегодня, завтра выиграем — какая разница. А я вот принимал это очень близко к сердцу и просто до последней капли пота и крови готов был воевать с кем угодно, только чтобы победить, чтобы забить гол, чтобы принести победу — для меня это было важно. И вот эта история сохранилась в дальнейшем.

— Ты же мечтал стать профессиональным футболистом.

— Травма помешала. Так что, видишь, судьба распорядилась иначе. А любовь к футболу у меня от папы. Помню, как он посадил меня, совсем маленького, перед телевизором и сказал: «Это футбол, сына, вот это команда „Спартак-Москва“, и мы будем за нее болеть». С этого момента всё и началось.

— Тогда логично спросить: а что от мамы?

— Наверное, эта уверенность в том, что всё будет хорошо, а еще то, что надо включить все свои резервы, чтобы победить. Вот это от мамы.

— Родители в какой сфере?

— Папа работал электриком, мама — в больнице, фельдшером. Потом, в 90-х, у них появился небольшой собственный бизнес, им нужно было как-то выживать. Сейчас они продолжают заниматься своим бизнесом.

— В детстве тебя баловали или…

— …не могу сказать, что я в чем-то сильно нуждался, у меня всё было: и игрушки, и деньги, чтобы с друзьями раз в неделю куда-то сходить. Но избалованности не было, конечно. Впервые я полетел на самолете, например, уже на съемки фильма «Август. Восьмого» во Владикавказ, это было в 2009 году.

— Семья по-прежнему в Переславле-Залесском?

— Да.

— Дома часто бываешь?

— Бываю, но сейчас реже. Я очень люблю этот город, дорожу тем, что родился там, мне это очень помогло. Вот как большинство готовится к поступлению в театральный? Многие пытаются влиться в московскую театральную тусовку, зная, в каких местах собирается творческая интеллигенция. Кто-то пытается подружиться с кем-то из студентов, чтобы понять, что и как происходит, чтобы набраться опыта. Кто-то не вылезает из Москвы, спит на вокзалах, готовит программу — по 25 отрывков прозы и 25 стихотворений — и так далее. А я перед поступлением бегал зимой вокруг озера. Темнота, ночь, сугробы — и 10 километров каждый день.

— Любопытный ритуал.

— Просто было какое-то внутреннее чувство, что мне именно это сейчас нужно.

— Такой метод Петрова.

— Да-да. (Улыбается.) Сначала я поступил на подготовительные курсы. Поехал, помню, в Москву 9 марта. Запомнил этот день, потому что после 8 марта центр Москвы был абсолютно пустой, это была то ли суббота, то ли воскресенье. А приехал я рано-рано, в 8 утра уже был в центре города, курсы начинались в 11. И позже мне всегда хотелось почему-то приезжать пораньше. В 5:50 я уезжал из Переславля — и через два часа в Москве. В 8 утра я обычно был на «Щёлковской», а в 8:30 уже на «Арбатской». Когда впервые приехал, не знал, где ГИТИС находится, блуждал, никто мне не мог подсказать. И я, конечно, помню до мелочей, как это всё было. Каждый раз на подготовительные курсы я уезжал на электричке в 5:50 утра — мне было важно прогуляться по Москве, по центру, пройтись по Камергерке, сходить в «Макдоналдс» напротив Камергерки, там поесть…

— Я не понимаю: если у тебя было такое трепетное отношение к актерской профессии, зачем ты сначала пошел учиться на экономиста? Конечно, это дела давно минувших дней, и всё же.