Сергей Никоненко - Далёкие милые были [litres с оптимизированной обложкой]

В Москву пришла весна. Первыми о её приходе дали знать московские девчонки. Как только они закрутили верёвочку и стали прыгать через неё – всё, зиме конец! Пришла весна! (Это самая верная примета.)

В нашем дворе было много ребятни, но как школы были раздельные, так и во дворе девчонки играли отдельно от мальчишек. Сколько же игр было?!. Конечно, у мальчишек первая игра – футбол. Но мяча не было – не только футбольного, никакого не было. Играли каким-то тряпочным тюком или, на худой конец, консервной банкой. У девчонок были мячики, но какие-то маленькие, они ими играли в штандер или в круговую лапту. Мальчишки постарше играли на деньги в «расшибец» или в «пристенок». На деньги сосед мой Вовка Набатов тоже играл и часто выигрывал – ловкий был.

Очень азартной и по-хорошему спортивной была игра «в отмерного». В ней были прыжки с места или с разбега, и двойные, и тройные прыжки. А салочки или, чуть сложнее, салочки-пересекалочки! «Казаки-разбойники», «чиж», «двадцать палочек», «города», «ножички»! А считалочки: «Эники-беники ели вареники…», и другая «На золотом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич…». В дождливую погоду девчонки собирались в первом подъезде, играли в «садовники». Я с ними раза два тоже играл.

– Я садовником родился, не на шутку рассердился – все цветы мне надоели, кроме… фиалки!

Девочка-фиалка отвечала:

– Я!

– Что такое?

– Влюблена!

– В кого?

– В лилию!

Лилия отвечала:

– Я!

И опять:

– Что такое?..

У двух ребят были самодельные самокаты, собранные из пары досок и пары подшипников. Это, считай, настоящий личный транспорт – направляемое мальчишеской энергией (и гордостью) юркое средство передвижения. Грохот от самокатов разносился на весь Сивцев Вражек, как от автомобилей без глушителя. Гонять они могли только по тротуару, по мостовой сильно не разгонишься – московская булыга не даёт. Велосипед, или по-дворовому велик, был только у Бендика (так звали Эдика Бендикова).

Клички во дворе имели все ребята. Вовка Набатов был Киса, у других мальчишек клички: Монах, Ванечка (хотя паренька звали Толей), Жирки, Спичка, Рыба, Кельмэнде (с татарского «иди сюда»), Тля-Тля, Коля́, Хопёр, Парша́.

У нашего подъезда появилась легковушка «Победа», на ней ездил врач-психиатр, профессор Довбня Богдан Евгеньевич. Он жил с женой и двумя дочками в отдельной квартире, на один лестничный пролёт выше нас. Среди жильцов дома он считался очень богатым.

Перед Первомаем в школе прошёл сбор дружины, в школьном дворе организовали торжественную линейку: красное знамя, барабан, горн. Нас, первоклашек-октябрят, тоже построили. Председатели советов отрядов сдавали рапорты председателю совета дружины, а он сдавал рапорт старшей пионервожатой школы. Затем старшая пионервожатая зачитала обращение к лучшему другу советских детей товарищу Сталину. Там говорилось, что, вместе со всем народом идя навстречу семидесятилетнему юбилею великого вождя всех трудящихся, пионеры всей страны, в том числе нашей школы № 61 Киевского района города Москвы, обещают учиться на «хорошо» и «отлично».

Первомай! Музыка! Знамёна! Портреты!.. Красная площадь, я с папой, точнее, на папе, машу большим красным бумажным цветком Сталину… а он разговаривает с каким-то дядей с портрета – до слёз обидно.

Я обещание пионеров и октябрят товарищу Сталину выполнил: первый класс закончил без троек – четвёрки и пятёрки у меня! И… полетело беззаботное лето. «Динамо», городошная секция – с удовольствием ставил разные фигуры, чтобы их разбивали дяди, самому мне метать биту было ещё тяжеловато. В июле – на вторую смену в лагерь «Руза». В августе Смоленщина с мамой и братиком Сашкой. Впервые сел на лошадь. Деревня убирала сено. Стоговали – малые копны свозили к большому стогу. Подавали сено на стог и принимали наверху взрослые, в основном женщины. А на лошадях, которые волоком тащили копёшки, сплошь ребятня.

Перед школой пришла в гости тётя Нюра и подарила мне книжку сказок. Картинки в ней я сразу же узнал – такие же, только больше, висели в «Юном зрителе», в кинотеатре: и Баба-яга в ступе, и Иван-царевич на Сером Волке со своей Еленой Прекрасной.

Высотка на Смоленке уже хорошо поднялась. В «Науке и знании» мы с Колькой Николаевым, одноклассником, смотрели «Белый клык», а в фойе кинотеатра был выставлен макет будущего высотного здания Министерства иностранных дел. Мы долго ходили вокруг макета, любовались. Вдруг Колька спросил:

– А оно не свалится на наш Сивцев? – и продолжил: – Если завалится, то все дома раздавит.

Я стал возражать:

– А ты видел, какую яму под него вырыли? Этажей шесть, а может, и семь вниз – как оно завалится?

Колька жил в первом подъезде нашего дома, на несколько метров ближе к высотке и серьёзно беспокоился:

– Если завалится, нам первым крышка.

– Не бэ [8] То есть «не бойся». – не завалится.

В нашем дворе появились две новенькие девочки: беленькая Лена была из первого подъезда, другая, чёрненькая Соня, проживала в отдельном одноэтажном доме в углу двора. Они мне обе понравились. Соня всегда была очень нарядная – другие девочки даже на праздник так не одевались, как она по будним дням. Она не бегала по двору, не прыгала через верёвочку, наверное, берегла дорогие юбки и платьица. Зато никто не мог переглядеть её, играя в «моргалки». Я попытался было переглядеть её, не моргая, губы даже кусал, чтобы продержаться, – ничего не вышло. Может быть, это потому что мы только смотрели, или, проще, «зенки пялили», а она всё время что-то думала про того, на кого смотрела, и глаза её меняли выражение от печального до весёлого, но не моргали.

А златовласка Ленка была совсем другой. Она не говорила, а как-то быстро щебетала и даже могла одновременно и щебетать, и хохотать.И ходила она, как-то пританцовывая, даже руки её двигались в каком-то собственном танце. И голову она склоняла набок, как никто не склонял, и вдобавок хлопала зелёными глазками. А если играла в какую-нибудь игру, «в штендер» или «прыгалки», то всегда с каким-то радостным визгом.

Школа, второй класс, во дворе снова линейка. Горн, барабан, знамя. Директор школы Эльманович – высокая, худая, голова с проседью, лицо с вялыми щеками и тяжёлым, мужским, подбородком, одета в серый костюм с галстуком – оглядела все классы и произнесла речь. Она говорила, что мы, школьники, вместе со всем советским народом должны поставить высокие цели, взять высокие обязательства и выполнить их, идя навстречу семидесятилетнему юбилею любимого вождя всех трудящихся, знаменосца мира Иосифа Виссарионовича Сталина. Комсомольцы и пионеры нашей школы должны проявить трудолюбие и настойчивость, чтобы не было ни одного отстающего ученика, ни одного второгодника. Это будет лучшим подарком вождю и учителю товарищу Сталину.