Владимир Даненбург - Голос солдата

— Ты что? Что с тобой?

Сестра не ответила.

— Из-за меня плачет, — усмехнулся Слава. — Жалеет.

Кровать Горелова стояла посреди возвышения, упираясь изголовьем в красноватую мраморную колонну. Три кровати справа пустовали, а на двух в противоположном ряду лежали по соседству Зареченский и Кудряшов. И тот и другой не сводили с Любови Михайловны глаз, прищуренных от бьющего в окно солнца. Повязки на головах у них выглядели стерильно белыми. Но капитан Тульчина знала, их пора менять.

Яша Кудряшов следил за ней словно бы чуть-чуть испуганным взглядом. Он лиц не запоминал. Кажется, только ее, капитана Тульчину, и узнавал. Но прежде чем заговорить с ней, Кудряшов обыкновенно долго и с опаской присматривался. Вот и сейчас, узнав ее, обрадовался:

— Докторша! Мать…

— За что же ты меня так, Яша?

— Яша — я. — Он сел, спустив ноги с кровати и ухватив левой рукой слегка скрюченную правую. Стал с усилием поднимать ее над головой. — Сибиряк Яша. — Улыбнулся: — Исть здоров Яша. Утроба лопнет… — Внезапно сморщился в слезливой гримасе: — Утку!.. Ой-ой…

— Няня! — крикнул Горелов. — Утку!

Зареченский захохотал, басовито и раскатисто. Указал пальцем на Яшу и высказался:

— Учить их надо!

— Что, Вася? — спросила Тульчина. — Кого учить?

— Кончать сволочь фашистскую! Кончать! — Василий провел рукой по обритой верхней губе, где прежде красовались усы. — И нас кончай, доктор. Кончай! На кой?..

Он ужасающе долго поднимался с кровати. Глаза остановились, словно бы вмиг ослепнув. Послышался протяжный вздох. Василий опрокинулся на спину, тело его забилось в конвульсиях. Кровать обступили люди в белых халатах…

Галя миновала центральную торговую площадь городка. Здесь оживали все новые и новые магазины и ресторанчики — австрийцы привыкали к мирной жизни. У них вообще такие порядки, чтобы все удобно, все благоустроенно. Они, Томка говорила, и гостей-то домой не приглашают, водят в рестораны. Самим стряпать не надо, посуду мыть.

От площади до дома было рукой подать. Галя свернула в переулок и остановилась. Навстречу шел капитан Стригунов. Лишь форма — диагоналевая гимнастерка цвета хаки, шаровары с кантом и начищенные до блеска сапоги — делала его непохожим на Алешу, какого она недавно изо дня в день встречала в госпитале. А лицо ничуть не изменилось.

— Здравствуй.

— Здравствуй. — Все еще не веря, что это явь, Галя заставляла себя держаться непринужденно. — Вот уж не ждала. Как ты здесь? Откуда?

— И я, представь себе, тоже не предполагал. Да и, откровенно говоря, немного побаивался тебя…

— Меня?

— Представь себе.

Галя видела, Алеша не кривит душой. Он впрямь опасался, как бы она не затаила на него обиду. А Галя все боялась неосторожным словом или взглядом отпугнуть ненадежное свое счастье. И Алеша был скован. Это угадывалось и в молчании его, и в словах.

Капитан Стригунов объяснил, что его часть передислоцировалась в этот альпийский городок и они, должно быть, простоят здесь довольно долго. Галя вспомнила о приказе ПЭПа и едва не расплакалась. Все против нее.

Но даже не вздохнула. Ни под каким видом нельзя было огорчать Алешу. Да и чересчур обнажать свои чувства не следовало. Умолчала она о том, что целый месяц напрасно ждала от него писем, что тайком от Томки плакала по ночам от обиды и зависти к девочкам, не забытым любимыми.

Ни о чем таком она ему не сказала. Алеша был с ней, шел рядом! Сам отыскал ее, и она больше его не потеряет. Ни упрека, ни слова досады он от нее не услышит. Она не скажет ему и о Славике. А ведь опоздай Алеша на день-другой, она с отчаяния пошла бы за Горелова. Пошла бы без любви (кто может заменить Алешу?) — из одной жалости. Сделала бы несчастными и себя и Славика. Без любви…

Томка, как на грех, еще не ушла на дежурство. В халате, с обнаженными по плечи руками, она по обыкновению сидела у рояля и наигрывала какую-то песенку. Она украдкой подмигнула подруге. Галя возмутилась: что за намеки? Ну Томка! Всех мерит на свой аршин. Хотя… пусть мерит!

Томка встала из-за рояля, подала Алеше руку:

— С приездом, товарищ капитан. Соизволили явиться?

— Да вот, — смешался он, — как-то случилось…

— А подружка моя отчего писем от вас не получала?

— Да вот… — Алеша закурил. Молча пристыженно поглядел на Галю, отступил к стене, стал рассматривать фотографии. — Служба все… Время…

— Ах, время?

«Зачем она, зачем? — Галя испугалась. — Она все-все погубит. Кто ее просил?» Надо было спасать положение.

— Мы уже обо всем поговорили, — нашлась она.

— Ах, поговорили? — насмешливо переспросила Томка. — Тогда вопросов нет. Пора мне на дежурство собираться.

Галя первый раз опаздывала в госпиталь. Они с Алешей проспали. Никогда еще за время службы не подводила Галя ни подруг, ни раненых. А нынче вот оплошала. Но ничто не могло омрачить ее счастливого ликования. Мир был прекрасен, а люди достойны только любви. Не существовало на свете ни злобы, ни вражды — ничего скверного.

На центральной торговой площади Гале повстречались патрули — лейтенант с новеньким орденом Красного Знамени на гимнастерке и двое солдат с автоматами. Смеясь, откозыряли ей и пошли дальше. Она кивнула в ответ и некоторое время провожала их взглядом. Какие славные ребята! Что значит — свои! Хорошо, что они уцелели на войне!

У госпитального подъезда стояло несколько машин: «доджи», «виллисы», санитарные кареты. Галя обомлела: «Неужели сейчас? Неужели я больше не увижу Алешу?» Но уже в следующую секунду, увидев спокойно гуляющих по госпитальному двору раненых, успокоилась: напрасны ее страхи. Госпиталь был таким же, как и накануне.

От сердца отлегло. Нынче она опять встретится после дежурства с Алешей. И завтра это повторится, И как знать, не подарит ли им судьба не одну-две, а множество таких же благословенных ночей? Господи, как же она счастлива!

С того самого мгновения, однако, как взгляд ее остановился на несчетно раз виденном здании госпиталя с мельканием белых халатов за стеклами окон и дверей, как рассмотрела раненых в гипсе и повязках, на костылях и с палками, хромающих между цветочными клумбами, радостная безмятежность в душе стала таять, уступая место горечи.

Так бывает. Торопишься к друзьям с добрыми вестями. Сейчас вот с тобой в дом к славным людям войдет радость. Счастье твоих друзей и тебя сделает счастливой. Распахиваешь дверь, видишь вдруг вовсе не те лица и, ощущая, как улетучивается из души предвкушение праздника, осознаешь, что ошиблась дверью. Здесь не нужны ни твои благословенные вести, ни твоя душевная щедрость. Никого тебе не осчастливить и самой не сделаться счастливой…

…В октябре сорок третьего, закончив курсы медсестер в Челябинске, Галя попала на службу в госпиталь в городе Ульяновске. Помещался тот госпиталь в старинном каменном здании. До революции там была гимназия. В больших светлых палатах, бывших классах, заставленных кроватями, было прямо-таки не пройти. Раненые всё поступали и поступали. Наши вели бои возле Днепра…