Константин Купервейс - Людмила Гурченко. Золотые годы

– Хорошо. Отпущу. Но только с Костей. Под его ответственность! Я видел, как он ухаживал за ней.

Началась новая нервотрепка. Чтобы выехать за границу в 1976 году, требовалось пройти 5 инстанций. А тут надо еще получить загранпаспорт. В «Москонцерте» не дадут. По какому такому праву? Только в Госкино. Мы с Люсей официально не муж и жена. У нас гражданский брак. В начале нашего знакомства мне было заявлено, что детей не будет и мест в паспорте для штампов давно уже нет.

Тогда Элизабет пошла на прием к Председателю Госкино СССР Ф. Т. Ермашу. Все рассказала, и он не раздумывая дал распоряжение оформить меня с Люсей. Мы стали готовиться, не представляя, как это все будет происходить. Гипс снизу доверху, костыли… Но все прошло спокойно, все службы очень помогли нам и в аэропорту Шереметьево и в Бухаресте. Единственно, кого поселили в центре города в шикарной гостинице «Амбассадор», так это нас с Люсей. Стены в номере были обиты красным бархатом, красивая мебель, огромная ванная комната… Каждый день я делал Люсе по несколько уколов, еду приносили в номер…

Сейчас перескочу в 2019 год. В одной из передач по главному каналу я вдруг вижу выступление М. Боярского, который играл в «Маме» Волка. У него был очень красивый парик, костюм, песни. Я в этой передаче тоже участвовал. И тут я не верю своим ушам. Оказывается, он жил тоже в этой же гостинице, и Люся иногда стучала ему в номер, предлагая выкурить сигаретку или выпить рюмочку. Во-первых, Люся никогда не курила! Даже, когда на «20 днях без войны» Герман умолял ее затянуться в себя, она не могла этого сделать. Во-вторых, зайти на рюмочку с гипсом и на костылях… она с кровати-то почти не вставала, да и о какой рюмочке может идти речь, когда у нее было 4 укола и горсть таблеток каждый день! И еще, оказывается, он помогал ей ходить на съемках (а в это время показывают фото, где я почти на руках несу Люсю на площадке) и, самое интересное, что даже, простите меня, помогал ей в каких-то интимных процедурах! Ну как же так можно!

Съемки проходили быстро, чтобы не утомлять Люсю. Есть даже рекламный плакат, где Люся стоит (якобы сама), а на ее талии мои руки. Я лежу на траве и держу ее. Каждый кусок нужно было снимать по три раза на трех языках. И снимали! Она не ныла, не показывала, как ей тяжело. Подсказывала своей дублерше Тамаре Владимирцевой, зам. Директора картины, как бегать, как ходить. Они были очень дружны. И в один прекрасный день мы вернулись со съемки в гостиницу, и Люся говорит мне:

– Снимай мне гипс! Я больше не могу! У меня все под гипсом чешется, жжет, не могу-у-у-у!

– Ни за что! Во-первых, нельзя сгибать колено, может развалиться вся конструкция – так говорил Сиваш. Во-вторых, чем снимать? Нужны специальные ножницы. Гипс очень толстый.

– Снимай, или я сниму сама! Бери маникюрные ножницы, вилку, нож, что хочешь! Не могу!

Это уже было опасно. Я взял маникюрные ножницы. И начал резать сантиметровый гипс. Надо было только до колена. Освободить колено.

Процедура продолжалась около трех часов. Когда все сняли, я с ужасом смотрел, как сгибается нога. Тихо. Ничего не развалилось! Слава Богу!

Зато наш шикарный номер превратился из красного в белый. Позже я представлял, какими словами нас поносили уборщицы… Но Люсе стало еще легче.

В Румынии мы провели 50 дней. Это, конечно был героизм. Только из любви к кино, к жанру, о котором она так мечтала, из уважения к режиссеру Элизабет Люся пошла на такое. Мне уже позже, когда картина вышла и имела огромный успех и у детей, и у взрослых и до сих пор, звучит замечательная песня про Маму, казалось, что Люсю, совершившую подвиг, да-да, подвиг, поехавшую в другую страну с желанием не уронить авторитет советской актрисы, в гипсе, на костылях, слабую, после трех тяжелых операций, на «Мосфильме» как-то отметят – правительственной наградой или материально (премией, например). Повторяю, мне так казалось. Но ничего подобного. Только выразили благодарность. А продюсер, миллионерша из Парижа, подарила Люсе французские духи! Вот так-то!

Ну вот мы и опять в Москве. В 29-метровой квартире на Маяковской. Позвонил Сиваш, спросил, как здоровье, и сказал, что где-то через пару недель можно будет снять половину гипса! Представляете, половину! Как ему сказать, что этой «половины» уже нет полмесяца?

Люсю часто навещали друзья, артисты. И вот однажды раздался звонок.

– Это Володя Высоцкий. Можно тебя навестить?

– Когда?

– Сегодня вечером.

– Приходи. Ждем, – сказала Люся и заволновалась.

– Мама, приготовь что-нибудь вкусненькое, приберись, пыль вытри…

Дом на «Маяковской», по Садовой-Триумфальной, относился к ХОЗУ МГБ. Да-да, тогда еще в лифтах и подъездах не поменяли таблички на «КГБ». В нем жили в основном пенсионеры, работавшие ранее в КГБ. Внизу, под нами, жили муж и жена, которые постоянно делали замечания: то каблуками стучите, то музыка громко, то бегаете, короче, все не так. Ну а если уж после 23 часов… то это только вызов милиции. 23.01 – уже милиция. Правда, однажды на Люсин день рождения они позвонили в дверь, чтобы в очередной раз отчитать хозяев за несоблюдение правил, и дверь открыл Савелий Крамаров. Соседи, поговорив с ним, ушли с миром. Так вот, Высоцкий приехал часов в восемь. Он только что вернулся из Канады. Под впечатлением. Был с гитарой. Присел рядом с Люсей, поговорил. Потом расчехлил гитару и попросил не записывать и не снимать.

– Будет много новых песен, – сказал он.

Настроил гитару и запел. Было лето, все окна, выходившие во двор, открыты настежь. В нашем доме проживало немало известных людей: Константин Бесков, Владимир Федотов, Лев Прыгунов… Петь Володя начал около десяти вечера. Я обратил внимание на его сапоги на каблуке, из тончайшей коричневой кожи. Очень красивые. Так он в такт себе резко стучал по полу каблуком. Я вздрагивал от каждого стука. Уже 11 часов. Уже 12 часов. Час ночи. Он поет. Где же милиция? Где разгневанные соседи? 2 часа ночи. Каблук долбит паркет… Никого. Я выглянул в окно. На улице тишина. В доме открыты окна. И везде горит свет. 3 часа ночи… Пел Владимир Высоцкий! И больше я Володю не видел и не слышал вживую. Эти грязные байки, которые отражены в бессовестно обманном многосерийном фильме под неправдоподобным названием «Людмила Гурченко», что у нее был роман с Высоцким и он за ней «бегал», вранье. Это фильм не про Гурченко.

Время шло. Нога медленно приходила в норму. Гипс сняли полностью. На голеностопе большой отек. Теперь ногу надо разрабатывать, и Люся занималась физкультурой. Приходили массажисты, спортивные врачи. Теперь Люся ходила с палочкой. Снова стали поступать предложения от режиссеров, Люся начала сниматься, мы ездили, естественно, вместе. Это были комедия «Шаг навстречу», «Семейная мелодрама» режиссера Бориса Фрумина, картина, которую Люся очень любила. Часто приглашали на различные телевизионные программы.