Константин Купервейс - Людмила Гурченко. Золотые годы

Я злой, несобранный, ночью уже, конечно, никто не позвонит. А билеты на самолет у меня! Я с Люсей не разговариваю, а она спокойно уходит спать. Половина пятого начали звонить члены нашей группы, за мной заехал музыкант на машине, и мы отправились в аэропорт. Меня всего трясло. Внутри кипела страшная обида: ну как же так, ведь видит же, как я нервничаю, и ноль эмоций! Да и не только нервничаю, а просто не успеваю! Слава богу, не опоздали, багаж сдали, сели в самолет. Но не могу успокоиться. Летели немецкой авиакомпанией «Люфтганза», мы с музыкантами выпили (бесплатно разносили маленькие бутылочки со спиртным), я немножко успокоился и всем ребятам рассказал про свою обиду, они понимающе кивали… Короче, мы выпили тогда много маленьких бутылочек, мои коллеги их прозвали «веселые ребята».

И вот мы в Гамбурге. Торжественная встреча Победителей, да-да, именно Победителей! К нашей делегации было особенное отношение, уважение. Победители! Сразу повезли в театр, где состоится концерт. Там уже шли репетиции, установка звука, света. Нам тут же дали «зеленую улицу». Отрепетировали. Все хорошо. Я отошел в сторону, к роялю, стоящему за кулисами. Присел. Стал наигрывать бразильские босановы… И тут подходит женщина лет 30 и спрашивает, могу ли я саккомпанировать на концерте квартету итальянских певиц. У них пианист не смог прилететь. Я с большим удовольствием согласился. И ко мне на репетицию пришли четыре девушки… одна лучше другой, и солистка Мария. Конечно, даже если бы они просто прошли мимо меня, никакая сила не смогла бы остановить мой восторженный взгляд. Я проводил их этим взглядом, мы познакомились, порепетировали, и я остался за роялем. Ко мне подошла Мария и попросила сыграть одну песню, потом другую, потом самбу – и понеслось. Мы сидели у рояля часа три. Но надо было готовиться к спектаклю.

– Встретимся на концерте, – сказала Мария.

А вот и концерт. Наш Иван Суржиков прошел триумфально! Его четыре раза вызывали на бис! Он спел под мой аккомпанемент романсы. И опять публика скандирует «ВА-НЯ, ВА-НЯ, ВА-НЯ»! И тогда он а капелла спел «Вечерний звон». Один. Без музыки. Что тут началось! А через три номера был мой выход с итальянками. Они тоже прекрасно спели, их прекрасно приняли! После концерта устроили очень хороший фуршет, и тут подходит Мария и приглашает весь наш ансамбль в ресторан с прекрасной музыкой! У нас шоковое состояние! Денег – копейки. По инструкции в рестораны нам ходить нельзя. Знакомиться с иностранцами – нельзя! Принимать подарки – нельзя! Но с руководителем нашей делегации – можно! Ребята меня упросили (как будто бы я был против), и мы, приодевшись, спустились в холл гостиницы ровно в 12 ночи.

Квартет нас уже ждал, а они все приехали на своих машинах, «разобрали» нас, и мы укатили. Ресторан был красивый, все нам было в новинку, и еда, и люди, и то, что нас пригласили, да еще такие красавицы. За столиком мы весело щебетали на всех языках, а потом Мария говорит: «Пойдем споем!» – и я пошел. Сел за рояль, она запела, это было божественно! Ресторан притих. Мы спели несколько песен. Просят еще. Спели «Бразилию». Просят еще. Закончили петь часам к трем ночи. Мои ребята уже заволновались, поздно, наш Иван Суржиков, наверное, волнуется, и мы стали собираться. Перед самым уходом ко мне подошла Мария: «Как же это было прекрасно! Спасибо тебе!» И посмотрела на меня так, что я чуть не задохнулся. Мы грустно ушли. А девушки остались продолжать веселиться. Шли пешком, оказалось, что отель недалеко. В гостинице еще долго обсуждали наш поход, ребята подшучивали надо мной, уверяя, что Мария с удовольствием попела бы еще…

А утром стук в дверь.

– Мы уезжаем. Спуститесь, пожалуйста, проводите нас, – сказала Мария.

Мы спустились. Мальчики стоят печальные. Вроде знакомы один день, а расставаться грустно. И вдруг Мария подходит ко мне и, глядя прямо в глаза, говорит:

– Поехали со мной! Поехали в Италию! Мы с тобой прекрасно можем работать вдвоем, мы чувствуем друг друга. А там и оркестр соберем! Поехали!

Мне 36 лет. Я был настолько ошарашен этим предложением, даже не могу объяснить, что происходило у меня в душе. И дело вовсе не в чувствах, которые еще не проснулись, а в этом бурном порыве красавицы Марии!

– Поехали!

– Не могу! – тихо ответил я.

– Тогда прощай! – бросила она и быстро села в машину, где уже ее ждали партнерши, и рванула с места так, что мы оказались в облаке пыли. Вот и все.

В самолете в Гамбург меня угнетала несправедливость Люси по отношению ко мне. Ну почему так? Когда мне улетать и все так серьезно, великий праздник, да еще в ФРГ, я не готов, прошу: «Поехали, пожалуйста, поехали домой!» – Люся отмахнулась как от назойливой мухи: «Успеешь!» – и все. А когда прилетел, ничего не произошло, всего три слова: «Поехали со мной», как в песне у О. Фельцмана, которую репетировала Люся в ночь моего отъезда: «Три слова будто три огня…»

Когда я приехал домой, Люся, как ни в чем не бывало расспрашивала меня, интересовалась концертом, но расспросы были очень дотошные, что меня насторожило, потому что если она что-нибудь себе нафантазирует, то считает, что так оно и было! Но пролетали дни недели, месяцы, годы, а я иногда вспоминаю улицу и столб пыли от бешеного старта машины с итальянскими номерами…

Но вернемся в 1991 год. Из Канады мы летели долго, с посадкой в Гандере на Ньюфаундленде (Канада). Прилетев в Москву, Люся молча прошла через депутатский зал, а мы с директором встали в очередь с кучей багажа и аппаратуры. Наконец часа через три мы прошли все контроли и досмотры и еле-еле вывезли весь багаж на улицу. Директор вежливо распрощался со мной, поблагодарил «за службу», передал пламенный привет Людмиле Марковне и умчался на встречающей его машине. А я остался на стоянке с кучей чемоданов и тремя ящиками аппаратуры! Ужас! Очень долго упрашивал таксистов и, наконец, на двух машинах я уехал. Про себя я понял, что Люся решила в очередной раз меня унизить и бросила одного с тонной груза. Знай, мол, свое место! Дома она встретила меня холодно:

– Что же ты так долго? Небось директора его пассия встречала, и ты решил с ней еще поворковать? Смотри, тебя не было около пяти часов! – и, повернувшись, ушла в другую комнату. Я даже не знал, что ответить, и промолчал, задохнувшись от негодования и обиды. Через какое-то время Люся появилась, посмотрела на меня и предложила распаковывать чемоданы. Как ни в чем не бывало! А вещей было очень много! И новых, купленных в Америке, и тех, что брали из Москвы. И вроде атмосфера улучшилась, вместе поужинали… И начался новый, самый тяжелый этап нашей совместной, если можно так сказать, жизни.

Заканчивались съемки «Сексказки». Скоро премьера. Концертов у нас с Люсей нет. Да и я уже ни с кем не работаю. Пытаюсь найти солиста, заметьте, не солистку, но уже начинает меняться время, шоу-бизнес переходит в другое измерение. Если раньше публика ходила на концерты и терпеливо высиживала двухчасовой концерт, где не было таких кассовых звезд, как сегодня, но концерт был интересный, с участием артистов разных жанров: фокусников, акробатов, юмористов – и публика всегда оставалась довольна, то в начале 90-х уже начиналось время сольных концертов кассовых артистов-звезд. В общем, я без работы. А в 40 лет, когда ты полон энтузиазма и рвешься на сцену, без работы очень плохо.