Константин Купервейс - Людмила Гурченко. Золотые годы

В Москву мы вернулись почти чужими. И вдруг звонок!

– Здравстуйте! Это Марина из США. Помните? Я проводила ваше турне по Америке (а теперь уже ко всем звонкам подходила Люся. Я уже к телефону не подходил). Могу я с вами встретиться?

И, конечно, Люся с удовольствием приглашает Марину в гости. Готовится вкусная еда, и через день Марина у нас. Как всегда, веселая, оптимистичная, остроумная, цветущая! И мы никак не показываем наши умирающие отношения.

Немного поговорив ни о чем, Марина вынимает из портфеля пачки бумаг и начинает рассказывать:

– Значит, так, первое. Я открыла СП (совместное предприятие) с Америкой для того, чтобы мы могли заработать денег на фильм.

– Какой фильм? – раздраженно спрашивает Люся.

– Подожди. Все по порядку. Сначала СП. Костя – генеральный директор. Далее. Мы устраиваем в Воронеже конкурс красоты, я знакома с мэром Воронежа, Костя – председатель жюри (тут мне чуть плохо не стало), всех девчонок переводим в США на работу, у меня знакомый директор модельного бюро, и вот уже первая крупная сумма у нас. (Люся пытается встрять, но Марина ей не дает.) Сценарий, который Костя придумал, я зафиксировала в Бюро по авторским правам. И уже говорила с режиссером М. Скорсезе. (Тут меня уже бросило в жар. Столько должностей – и везде Костя!) С Ширли Маклейн пока встретиться не получается. Но я добьюсь. Далее. Я сняла офис в гостинице «Националь», где будет располагаться наша компания. Там будет работать Костя. И главное… и тут Люся ее резко перебивает:

– Какой конкурс? Какой «Националь»? Это что же, Костя будет бл. й отбирать? И по какому праву ты зарегистрировала этот непонятный сценарий? Кто тебе дал право?

– Так мы же в Нью-Йорке все оговорили, а сценарий же Костя придумал, – побледнев, тихо выдавила из себя Марина.

– Значит, так, – отрезала Люся, – Костя – мой муж. Музыкант, а не сценарист и директор и уж точно не «отбиратель» бл…й! Он мой аккомпаниатор, и не более! Ты поняла? Я народная артистка СССР, и в вашей сраной Америке не собираюсь чем-то заниматься. Здесь мой народ, который меня любит, и я буду ему служить! Поняла?!

Красиво сказала, подумал я. Люся это умела. А Марина какое-то время смотрела ей в глаза, потом мне в глаза, а потом, собрав в кучку все бумаги, повернулась к Люсе и резко сказала: «Люся, ты – CRAZY!» И быстро, не оборачиваясь, вышла из квартиры.

«Тоже мне директор, сценарист, председатель жюри…» – говорила сама с собой Люся.

А назавтра я собрал свои документы и навсегда ушел из квартиры в Трехпрудном переулке. Ушел без семьи, без средств к существованию, без машины, без работы, без квартиры, без инструментов. И теперь с глупой гордостью всегда говорю, что ничего не остался должен, ничего не делил, не просил и не требовал. А ведь нажито было ох как много! А позже уже всего достигал сам, со своей новой семьей, без «здравствуйте, это муж…». Вот так грустно и обидно закончилась моя 19-летняя история любви с народной артисткой СССР Людмилой Марковной Гурченко.

Но это еще не конец истории. В прошлый «весенний» уход Люся сама собрала мои вещи, инструменты, и я уехал на машине. А сейчас у меня был только целлофановый пакет с документами. И я пошел к себе домой в Люблино. К своему роялю… Родители тут же уехали в свое село Петино, чтобы я побыл один. Я сам их об этом попросил. Мне надо было понять, как жить дальше. На что жить? В свой Москонцерт я уже не пойду. Там все чужие, да и шоу-бизнес в корне менялся.

Просидев несколько дней дома, я позвонил тому же Коле Тищенко, авось получится уехать куда-то подальше и поработать в ресторанах… Но Коля был за границей. И тут я решился позвонить Наталье Максимовне. Она спокойно выслушала меня и пригласила приехать в магазин. Мы долго сидели у нее в кабинете, пили чай с пирожными, потом настал вечер, и я понимал, что Наталье пора домой. И она не знала, что я теперь без машины. Мы вышли, она оглянулась.

– Ты без машины? – спросила она.

– Да, – ответил я. А погода была мерзкая, ветер с мелким дождем.

– Давай прогуляемся, а то я весь день в помещении, хоть немного подышу воздухом, – сказала она весело. Неплохая прогулка в такую погоду. И я почувствовал, что Наташа поняла, что я не могу ее подвезти на такси. Мы прошли километра два, и она предлагает мне: «Давай на автобусе, я же тут рядом живу, пару остановок». Мы едем на автобусе, провожаю ее до дома. Перед тем как зайти в подъезд, Наташа на минутку остановилась и, оглянувшись, пристально посмотрела на меня. И зашла в подъезд. И опять тот золотой лучик осветил во мне те давно забытые волнующие чувства…

И я остался один. Прошло еще несколько пустых дней. Я отгонял от себя мысли, которые не отпускали мой мозг ни на секунду. Но никак не получалось. Мне казалось, что Люся опять приедет и я тупо пойду за ней. На этот раз я уже этого не хотел. Но даже звонков пока не было. Потом я уехал на несколько дней к родителям в деревню за 250 км. Побыл с ними. Немного стало легче. Но почему-то меня тянуло позвонить Наташе и еще раз проводить ее домой. А в душе поднималась паника. Я вернулся домой. Позвонил Наташе. Проводил ее раз, проводил два. Родители помогли мне материально. Мы стали чаще встречаться. (Много лет спустя, я узнал от Анатолия Эйрамджана, он это даже в своей книге написал, что за мной, а точнее за нами, была установлена слежка. Люся наняла детективов, они следили за каждым нашим шагом и фотографировали.)

Иногда я перезванивался со своими коллегами, рассказывал, как живу, они пытались помочь мне найти работу, но безрезультатно. И однажды мой коллега, пианист Миша Орлович, сделал мне предложение купить у него машину!

– Костя, я продаю «Жигули», шестерку. Знаю, что тебе сейчас тяжело, не до покупки машины. Завтра поедем оформим, а когда сможешь, отдашь деньги, 1000 долларов.

Я настолько был ошарашен этим предложением, что обнял его и сказал, что стольник у меня есть, могу отдать. И мы поехали в ГАИ, оформили на меня (никаких доверенностей), и вот я еду к Наташе. На СВОЕЙ машине. Уже конец ноября, холод, а в машине тепло, играет музыка, работают стеклоочистители! Я не верю! Все еще не верю! Подъезжаю к магазину. Жду. Выходит Наташа, кутаясь в теплое пальто, шарф, и, ежась, ищет, где же Костя спрятался от холода? И тут я громко сигналю! Она поворачивается и, улыбаясь, идет к машине.

– Откуда? – удивленно спросила.

– Миша Орлович продал в долг! – с гордостью говорю. – МОЯ!

И мы поехали. Я никогда, дорогой Миша, тебе не забуду твоего дружеского поступка. Однажды, через много лет, я стал искать Мишу, узнал, что он в Германии, нашел его. Позвонил. Вспомнил, как он продал мне машину. А Миша говорит: «Да ты что, Костя! Я уже забыл про это».