Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

Подумав, мы с Володей Машковым решили все-таки не терять «№ 13», договорившись сначала устроить проводы этого спектакля, как мы сделали это в Подвале с его спектаклем «Страсти по Бумбарашу», а потом ввести на роль, которую исполнял Женя Миронов, «выросший» из возраста героя, другого актера. Но получилось так, что Володя заболел, уехал в Америку, и все это на время отложилось.

Я убежден, что Художественному театру просто необходима вторая редакция спектакля «№ 13». Зритель, раз и навсегда полюбивший мир, блестяще воплощенный Машковым, имеет право наслаждаться любимым спектаклем.

С момента описываемых событий прошло всего двенадцать лет, но если проанализировать способ формирования репертуара большинства современных театров, станет понятно, что они пошли по тому же пути, по которому пошел я, реализуя свою антикризисную программу. Я боюсь, что в этом смысле я оказался умнее многих, только и всего. Ни убавить, ни прибавить. Могущество России Сибирью должно прирастать, но иногда оно прирастает и Поволжьем.

Одной из самых больших бед современного русского театра является почти полное отсутствие людей, пишущих о театре с любовью. То есть по-настоящему любящих театр. Когда я вспоминаю, насколько больше было таковых, когда я только начинал, то думаю: «Господи, что же произошло?» Важно не просто тщательное отношение работника к кругу своих служебных обязанностей, а наличие живого чувства к тому, чем этот человек занимается. И настоящего счастья, испытываемого им от этого. Как сказал царь Соломон, «и если какой человек… видит доброе во всяком труде своем, то это дар Божий». Вот он – главный критерий, которым я руководствуюсь, отбирая людей, пригодных для работы. Это касается и так называемых творческих и нетворческих профессий. И именно это является основой успешного ведения дела.

На заре моей актерской карьеры важным свидетельством того, что я успешен в профессии и иду «правильной дорогой», были те добрые слова, которые говорили обо мне люди, определявшие в то время уровень общественной мысли в культуре. Это и Абрам Александрович Белкин, и Владимир Яковлевич Лакшин, и Майя Иосифовна Туровская, и Инна Натановна Соловьева, и Вера Васильевна Шитова, и Виталий Яковлевич Виленкин. Иногда я вдруг с ужасом думаю: «А если бы ничего этого не было?!» Тогда и темп, и ритм моего развития были бы совсем иными. Моя звезда взошла быстро именно потому, что нашлись эти люди, которые в силу влюбленности в свою работу были наделены даром удивляться способностям тонкошеего выходца с берегов Волги, коим я являлся. Что могло заставить народную артистку Советского Союза Аллу Константиновну Тарасову пойти на прием к министру обороны Родиону Яковлевичу Малиновскому и просить освободить от службы в армии молодого артиста Табакова? А с другой стороны, где можно было вытащить этот счастливый билет, чтобы первой в кино стала работа у Михаила Абрамовича Швейцера – роль в фильме «Тугой узел» по повести В.Ф. Тендрякова «Саша вступает в жизнь»?

Сюда же можно добавить и те слова, которые сказали обо мне Василий Аксенов в романе «Ожог» и Андрей Вознесенский в своих мемуарах.

Не будь всех этих слов, наверное, вся моя жизнь была бы совсем иной.

Мне никогда не были близки критические суждения, лишенные истинной любви к театру. Однажды лет этак тридцать назад я сидел в директорской ложе Театра имени Маяковского, куда меня пригласили смотреть пьесу Сухово-Кобылина «Смерть Тарелкина». Спектакль поставил Петр Наумович Фоменко, в главной роли был занят артист Алексей Эйбоженко. Рядом со мной сидели две или три критикессы, которые до боли сжимали друг другу руки и оттого приглушенно стенали, в перерывах между стенаниями свистящим шепотом повторяли один и тот же вопрос: «Ты понимаешь, что он имеет в виду?!»

То была эпоха политической двусмыслицы. Я называл этот синдром «пойдем поассоциируем». Но лично меня подобные страдания никогда не увлекали. Как в анекдоте про студента Гоги, сдающего экзамен по диалектическому материализму, когда профессор, уже отчаявшийся найти какие-либо знания в его голове, спрашивает:

– Кто такой Карл Либкнехт?

– Нэ зна-аю…

– Тогда кто такой Клара Цеткин?

– Ну, нэ знаю-нэ зна-аю…

– А кто такой Роза Люксембург?

– Слюшай, что ты мэня пытаешь? У тэбя своя компания, у мэня – своя…

Так вот и со мной. У них своя компания, а у меня своя.

Итак, правила игры были окончательно определены: я не ставлю в Художественном театре спектакли, а занимаюсь только организационной, будем говорить, менеджерской, продюсерской деятельностью. Это дало мне абсолютное право судить «выпускаемую продукцию» по самому серьезному счету. И иметь объективную картину происходящего.

Из этого вытекало: МХАТ – театр авторский. Хотя и в этом авторском театре еще в те поры, в поры отцов-основателей, та режиссура, которая допускалась, все равно допускалась по вкусу этих авторов – Станиславского и Немировича-Данченко. Кто из них больше был прав, не знаю, не мне судить. Да, честно говоря, меня это не очень интересует. Но эта ситуация диктовала в каком-то смысле скромность или конкретность тех задач, которые я ставил перед собой.

Рождение в Художественном театре спектакля «Антигона» было для меня принципиальным. Мой давний друг, грузинский актер Отар Мегвинетухуцеси, художественный руководитель Тбилисского академического театра имени К.А. Марджанишвили, замечательно сыграл у себя на родине роль Креона в спектакле Темура Чхеидзе по пьесе Жана Ануя «Антигона». Посмотрев этот спектакль, я позвал Темура поставить ту же пьесу на сцене Художественного театра с актрисой Подвала Мариной Зудиной в роли Антигоны и Отаром Мегвинетухуцеси в роли Креона. «Антигона» стала материализацией той нежности, дружбы и удивления перед талантом замечательного грузинского актера, которые позволили нам преодолевать все трудности и все-таки стараться быть вместе несмотря ни на что. Работа Марины Зудиной в «Антигоне» была и остается одной из лучших ее театральных работ. Как и в случае с Отари Мегвинетухуцеси, это была мастерская работа.

Марина Зудина появилась в Камергерском переулке вместе с другими актерами Подвала, пришедшими мне на помощь. Роль Антигоны была одной из первых ее работ в Художественном театре, куда Марина была приглашена как гость-актер.

Она всегда пахала и пашет, как всякий труженик, со всей своей активностью и неравнодушием. Несколько забегая вперед, отмечу, что Марине принадлежит определенная роль в переменах, произошедших в Художественном театре. Роль, которая заключалась в интеллигентности поведения, соблюдении этических норм, заложенных отцами-основателями. Это отнюдь не был полигон для удовлетворения актерских амбиций жены художественного руководителя, но это было участие в деле и решении довольно трудных проблем.