Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

У Темура Чхеидзе получился хороший, серьезный, строгий и нежный спектакль. Мне он очень нравился, я смотрел его, наверное, раз шесть или восемь. После премьеры «Антигоны» критики не то чтобы поутихли… Но развязности в их выступлениях поубавилось. На дворе стоял только второй год моего пребывания в должности руководителя Художественного театра, а они уже как-то заметно растерялись. «Антигона» оказалась примером острой актерской потребности в жанре. Сейчас очевидно, что внятно выраженный жанр бывает весьма редко представленным на русской драматической сцене. Так… «…взгляд и нечто. Об чем бишь нечто? Обо всем…», – как написал Грибоедов в «Горе от ума». Во времена существования политической двусмыслицы это можно еще было как-то оправдать, но сейчас я не нахожу этому оправдания никакого.

Против существования этого спектакля были многие обстоятельства, в колеса нашей мхатовской «колымаги» постоянно вставлялись какие-то палки. Преждевременное закрытие «Антигоны» было прямым последствием осложнения межгосударственных отношений России и Грузии, хотя искусство и должно находиться вне политики. В реальности же история получилась печальной и горькой. И для меня как для друга Отари Мегвинетухуцеси, и для Художественного театра, потому что спектакль был не только востребован и хорош, но он еще постоянно рос и развивался. Даже несмотря на то, что вынужден был существовать блоками, так как Отари не мог приезжать в Россию каждые десять дней, а приезжал в Москву раз в месяц, чтобы отыграть сразу несколько спектаклей подряд.

Я долгое время надеялся, что «Антигону» удастся вернуть. Однажды мы даже поставили спектакль в репертуар, и зрители буквально смели все билеты в предварительной продаже. Но тут пошла новая волна конфликта с Грузией, в связи с чем Мегвинетухуцеси вновь не смог приехать в Россию, и «Антигону» вновь пришлось отменить. На этот раз уже навсегда.

К тому моменту, как в Художественном театре начали появляться приглашаемые мною молодые режиссеры, в частности Миндаугас Карбаускис, поставивший Гоголя на Новой сцене, произошло довольно важное событие.

Один государственный человек, царство ему небесное (сейчас я, наверное, уже могу назвать его имя – Николай Емельянович Аксененко, тогдашний министр путей сообщения, а в тот момент, может, уже и вице-премьер), нашел средства для того, чтобы реализовалась еще одна моя мечта. С помощью Николая Аксененко возникла экспериментальная Новая сцена Художественного театра со зрительным залом на сто человек на месте музея МХАТа, для чего музей был перенесен в другое место.

Осуществил это строительство один из сотрудников Николая Емельяновича Аксененко, человек, ставший впоследствии моим другом, – Игорь Найвальт, президент Балтийской строительной компании. Таким образом, в Художественном театре появился полигон для действительно лабораторных работ в пространстве, специально для этого спроектированном и реализованном.

Новая сцена позволила Художественному театру открыть новую линию нашего репертуара: не боясь риска, начать осваивать самые сложные и трудные пьесы, в том числе современные, как российские, так и западные. Отныне у Художественного театра стало целых три сцены: Большая (Основная), Малая и Новая. Есть где развернуться. Я не ставлю знака равенства между апробацией актера на Новой сцене и его же апробацией на Основной. Но это стало очень важной частью наших усилий по легализации и выведению в свет новой мхатовской генерации, как актерской, так и режиссерской.

Кстати, средняя цена билета на спектакли, поставленные на Новой сцене МХТ, не превосходит 250 рублей. Это для меня принципиальное эстетическое и этическое законодательство.

Антикризисный менеджмент предполагает выход предприятия из кризиса. Предметами моей неустанной заботы и активного поиска является литература, выражающая истинные проблемы времени насущного, и талантливая, разнообразная режиссура.

Придя в Художественный театр в качестве руководителя, я вывел всех режиссеров за штат. На мой взгляд, одна из самых фальшивых, неверных и ложных позиций социалистического театра заключалась в том, что театр имел штатных режиссеров. Другое дело, когда в результате какого-то количества работ приглашенный режиссер прикипает к театру, находит в труппе своих актеров. Ярким примером этого является Кирилл Серебренников. Или изнутри самого театра рождаются люди, одаренные еще и режиссерским талантом, как случилось с Мариной Брусникиной в Художественном театре или с Володей Машковым в Подвале. Но принимать на работу режиссеров, комплектовать ими штат, «чтобы было», – это одна из самых серьезных организационных ошибок.

Создавая для молодых режиссеров благодатную почву, я радуюсь плодам, которые они на этой почве умудряются выращивать. Разнообразие и непохожесть появляющихся один за другим в МХТ спектаклей поражает воображение даже видавших виды критиков. Но подавляющее большинство этих спектаклей является жизнеспособным.

В декабре 2001 года на Новой сцене вышел спектакль «Старосветские помещики» в постановке Миндаугаса Карбаускиса, появившегося тогда среди режиссерской братии как бы совсем неожиданно.

За год до этого он был студентом Петра Наумовича Фоменко, и я узнал о Карбаускисе по работе, которую посмотрел в Собиновском переулке на учебной сцене ГИТИСа. Не могу сказать, что спектакль «Гедда Габлер» поразил тогда меня совершенством формы или «несомненным концептуальным абрисом», но наличие таланта, то есть наличие режиссерского дарования, у этого дипломника, не окончившего еще Институт театрального искусства, было мною установлено. Я позвал Карбаускиса ставить «Долгий рождественский обед» в подвальном театре, где он явно и внятно заявил о себе. Затем Миндаугас был приглашен в Художественный театр для постановки «Старосветских помещиков». Эта работа свершилась по нашей обоюдной инициативе, и в ней сошлось все: предложение Миндаугаса и мой неудовлетворенный интерес к творчеству Гоголя.

Оживилась работа и на Малой сцене, которая, собственно, ни богу свечка, ни черту кочерга, поскольку вмещает в себя около двухсот зрительских мест. Для лаборатории она вроде великовата и в то же время не подходит для слияния и взаимного обогащения со зрительным залом. Ведь спектакль рождается только на публике, и этот взаимный обмен энергетикой приводит к действительному, истинному рождению спектакля. Но тем не менее ко мне пришел Андрей Мягков с предложением поставить пьесу Галина «Ретро» именно на Малой сцене. Спектакль «Ретро» получился удачным и идет до сих пор.