Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

В конце сезона 2001/02 появилась «Утиная охота» по пьесе Александра Вампилова, которую Саша Марин поставил на Малой сцене (первой его постановкой в Художественном театре был спектакль «Девушки битлов», просуществовавший два года).

Судьба «Утиной охоты» складывалась очень интересно. Спектакль, родившись на Малой сцене, впоследствии совершенствовался и рос, да так, что спустя два сезона я настоял на том, чтобы «Утиная охота» обязательно шла на Большой сцене, что и было сделано исполнителем главной роли Костей Хабенским, который перенес спектакль на Основную сцену, осуществляя режиссерские полномочия. «Утиной охоте» была уготована долгая и счастливая жизнь на сцене Художественного театра, стабильный и шумный успех во всех наших гастрольных поездках.

Довольно интересная драматургия, которая существовала в это время, так или иначе попадала в поле моего зрения и в поле зрения моих советников. Так попал в репертуар Милорад Павич, очень модный и знаменитый, особенно в то время, балканский литератор. Режиссер Владимир Сергеевич Петров поставил его пьесу «Вечность и еще один день». Пьеса была полна мистики и типично балканских народных, фатальных премудростей, чем приводила занятых в спектакле артистов, являющихся существами эмоциональными, в замешательство.

Спектакль был интересен еще и тем, что Художественный театр впервые в отечественной практике подарил театральному зрителю возможность интерактивного голосования, влияющего на развитие сюжета. У пьесы было два возможных варианта разворота событий: что случится, пойди главный герой по одному пути, и как будет, если он поступит иначе. Выбор варианта определяло желание зрителей. Для этого перед началом спектакля проводился опрос, и выяснялось, какой финал – «добрый» или же «злой» – будет показан сегодня вечером. В «добром» финале герои находили друг друга, в «злом» они расходились в вечности.

Происшествие, случившееся во время одного из спектаклей «Вечность и еще один день», когда на глазах зрителей обрушились декорации и один из артистов, Егор Бероев, был травмирован, подвигло меня к решительным мерам по осуществлению глобальной реконструкции театра и к переходу на исключительно современное и надежное оборудование.

Одним из примечательных событий, ознаменовавших выход МХАТа из кризиса, стал так называемый литературный театр, который я реализовывал через вначале просто актрису и педагога Школы-студии МХАТ Марину Брусникину.

На протяжении всей моей жизни я довольно много читаю, и мало что из новинок проходит мимо меня. Основой для созданных Брусникиной спектаклей послужила по большей части советская проза, в разное время привлекавшая мое внимание. Литература серьезная, настоящая, не развлекательно-завлекательная.

С 2002 года начали выходить спектакли, поставленные Мариной Брусникиной на Новой сцене. Первым из них (а делались эти спектакли с молодыми актерами) и, на мой взгляд, самым удачным был «Пролетный гусь» по двум рассказам Виктора Петровича Астафьева. Несколько позже этот спектакль был удостоен звания лауреата Государственной премии. В списке награждаемых присутствовала и моя фамилия, которую я сам оттуда и вычеркнул. У меня есть правило: я никогда не позволяю себе присвоить даже частицу успеха, завоеванного людьми, с которыми я работаю. А главное, не допускаю реализации этой мысли среди моих доброжелателей.

Забегая вперед, скажу, что «литературный театр» живет и здравствует в Художественном театре. В течение десяти последних лет практически ежегодно появляются спектакли в постановке Брусникиной: «Сонечка» по Людмиле Улицкой, «Легкий привкус измены» по Валерию Исхакову, «Белое на черном» по Рубену-Гонсалесу Гальего (испанцу по происхождению, пишущему на русском языке, так как детство его прошло в Советском Союзе), «Солнце сияло» по Анатолию Курчаткину, «Река с быстрым течением» по Владимиру Маканину, «Тутиш» по рассказу журналиста Алексея Торка «Пенсия». Дальше, развиваясь и совершенствуясь, Марина Брусникина поставила и большие спектакли: «Дворянское гнездо» по Ивану Сергеевичу Тургеневу и «Письмовник» по Михаилу Павловичу Шишкину.

В результате последовательно предпринимаемых шагов по преодолению кризисной ситуации к концу 2002 года значительно снизилось количество спектаклей подвального театра, играемых на сцене Художественного театра, который постепенно обрел твердую почву под ногами и стабильный зрительский интерес.

У меня сохранилась справка посещаемости Художественного театра за 2002 год: «Кабала святош» – 99, «Антигона» – 99, «Священный огонь» – 98, «Ундина» – 87, «№ 13» – 99, «Чайка» – 98 %… Часть моих планов и обещаний была выполнена, на что ушло полтора года работы. Это нормальное время. Точно так же, как и нормальное время для того, чтобы все развалить.

Но успокаиваться на достигнутом было не то что рано, а просто невозможно. Я делал то, что, собственно, делаю и сейчас: активно искал и приглашал во МХАТ тех режиссеров, чье творчество не оставляло меня равнодушным и, по моему мнению, смогло бы способствовать развитию и расцвету театра. Итогом этих поисков стали разнообразные, непохожие друг на друга спектакли. Молодой режиссер Елена Невежина поставила «Преступление и наказание» Федора Михайловича Достоевского в 2002 году, а в 2003-м – «Гримерную» по пьесе Кунио Симидзу. Последний спектакль, кстати, идет на Новой сцене и сейчас.

А потом в Художественном театре появился режиссер Кирилл Серебренников. Я позвал его после просмотра спектакля по пьесе «Пластилин» Василия Сигарева, поставленного в Центре драматургии и режиссуры под руководством Алексея Казанцева и Михаила Рощина, и на основе этого впечатления предложил Серебренникову поставить пьесу братьев Пресняковых «Терроризм». Екатеринбуржцы братья Олег и Владимир Пресняковы на несколько лет стали поставщиками новой театральной литературы для Московского Художественного театра.

Спектакль вышел осенью 2002 года, сразу после теракта на Дубровке. Зрители с трудом подавляли ужас, когда в начале действия в зале появлялись люди в камуфляже. Выход «Терроризма» в Художественном театре вызвал бурю возмущения, и не только у ортодоксов… Мне кажется, только доброжелательная Марина Райкина на протяжении всего этого времени с лихвой оценивала наши маленькие радости. Остальные критики были настроены более трезво и даже скептически-мизантропически.

И несмотря ни на что, этот довольно трудный процесс коллектирования режиссуры нарастал, набирал ход. Можно по-разному относиться к этому, но если эти режиссеры – тот же Кирилл Серебренников – продолжают ставить в МХТ спектакль за спектаклем, это тоже является признаком здоровых взаимоотношений. Очевидно, что ему комфортно работается в этих стенах. Было бы им где-то лучше, наверное, они бы работали не у нас.