Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

Помимо Хабенского кандидаты на роль Зилова в труппе, конечно, были, но… Они не выдерживали конкуренции.

Мои пристрастия и пристрастия Олега Николаевича при формировании труппы были разными. Я это говорю не для того, чтобы констатировать: этот способ лучше, а этот хуже. Нет. Это просто вопрос разности вкусов. В семидесятые годы Ефремов тоже начинал формировать «сборную по актерскому мастерству». Но не смог обеспечить всех работой, и это быстро закончилось. Ему надо было удовлетворять стариков, балансировать с ветеранами сцены.

Что немаловажно – многие приглашаемые мною на работу люди ехали завоевывать жизненное пространство в Москве из самых разных уголков России. Это совсем иная степень мобилизации жизненных сил. Я сам такой путь прошел. У так называемой «VIP-лимиты» энергетика другая – фонтанирующая. Когда ставка больше, чем жизнь.

В Художественном театре появлялись и появляются новые актеры. С одной стороны, это выпускники Школы-студии МХАТ, с другой – люди, приглашаемые мной из иных театров. Кто-то уходил. Таких, чтобы уходили сами, три-четыре человека. Но самое удивительное, что никто никогда не судился с кризисным менеджером, что, по всей вероятности, говорит о том, что люди эти понимали серьезность мотивации человека, предлагающего им покинуть работу.

Кстати, я считаю, что одна из самых бессмысленных и вредных для театра глав нашего трудового законодательства – глава об увольнении. Уволить из театра можно за нарушение дисциплины, за преступление – убийство, воровство и прочее, предусмотренное Уголовным и Трудовым кодексами, а за очевидное несоответствие уровня способностей требуемому уровню мастерства – за это вроде как увольнять не полагается. Но ведь это абсурд – содержать бесталанных актеров или тех, кто предпочитает в театре числиться, но не работать. Поэтому мы создали в Художественном театре контрактную систему, и она, при всем своем несовершенстве, была принята и актерами, и администрацией театра. Если за те годы, что я возглавляю театр, никто из уволенных артистов, как я уже говорил, со мной не судился, а возможности для этого в контрактах заложены, наверное, это свидетельствует о ясном понимании того, по каким причинам сотрудники театра выводились за штат. Увольнять людей трудно, но необходимо – во благо театра, а иногда и во благо того, с кем приходится расставаться. Бывало так, что вчерашние выпускники Школы-студии и прочих театральных вузов, считавшиеся «звездами» своих курсов, будучи принятыми в театр, вдруг успокаивались, складывали крылья, впадали в пассивное созерцание и стремительно теряли форму, как рабочую, так и физическую. При том, что я стараюсь обеспечивать актеров работой, то есть даю возможность себя проявить. Расторжение отношений с театром дает этим людям шанс задуматься, встрепенуться и обрести себя в другом театре, в кинематографе, возможно, в другой профессии. И все же расставаться всегда трудно, тем более осознавая все несовершенство имеющейся системы социальной защиты актера. Для меня совершенно неочевидны смысл и польза существования нынешнего Союза театральных деятелей. Думаю, что скоро должно возникнуть какое-либо новое профессиональное объединение театральных работников, ибо проблемы нынешнего очевидны.

Вторым моим «засадным полком» (по аналогии с названием объединения, которым командовал безудельный князь Боброк-Волынский) после артистов Подвала стали мои земляки.

Саратовцы возникли в моей профессиональной жизни именно потому, что я знал возможности этих людей. На протяжении долгого времени я интересовался их судьбами, радовался их успехам и победам. Это называется «накапливание объема информации о приглашаемом на работу специалисте». Сергея Сосновского и Владимира Краснова я пригласил в труппу Художественного театра, проникнувшись их творчеством в театрах Саратова – ТЮЗе и Театре драмы имени Слонова.

История их прихода в Художественный театр похожа на историю Гарика Леонтьева. Когда я звал его, я прекрасно понимал его возможности, и надеюсь, что он будет еще и еще открываться для зрителя. То же я знаю и про этих людей.

При всем своем большом таланте Сосновский, если бы он оставался в Саратове… Ну и был бы таким регионально знаменитым артистом. Но сейчас он просто поражает своей ролью в пьесе МакДонаха «Человек-подушка», где соединились и чрезвычайность пьесы, и чрезвычайность режиссера. А работа Сосновского в спектакле Подвала «Старший сын»! За последние несколько лет Сарафанов в его исполнении – одна из самых сильных театральных ролей. А его Призрак в «Гамлете»… Работы Сосновского есть радость для народа, работающего и в Подвале, и в МХТ.

Про Краснова я могу сказать, что это один из тех случаев, когда мой «земеля» не только оказался в нужное время в нужном месте, но и принес с собой особую тщательность в исполнении своих служебных обязанностей. Он совестливый русский актер, относящийся с любовью к своей профессии и не потерявший способность получать радость от занятия ею.

Мы из одного кружка, и я помню, как он мальчиком играл на сцене. Но рассказы о нашей общей юности, о наших дебютных шагах тут ни при чем. Нет. Я звал профессионалов – и получал профессионалов в МХТ, где они совершенствовали свое умение уже на моих глазах.

Присутствие в труппе Художественного театра выходцев из Саратова, их конкретные, очень сильные работы являются еще одним свидетельством того, что в городе на Волге театральное ремесло хорошо развито и весьма ценится любителями театра. И что профессиональная планка актеров из этого города достаточно высока.

Актера Дмитрия Назарова я знал по работам в Малом театре, приглядывался к тому, что он делал в Театре Армии, и в конце концов пригласил его в наш коллектив. Не все роли Назарова были мне одинаково по душе, но я видел его потенциальные возможности. И мне кажется, я стараюсь давать ему шансы поворачиваться гранями, которых окружающие в нем до сих пор еще не видели. Это не Отелло, не Сатин, но что-то другое – Самойленко, Счастливцев, Лемм… Это закономерность.

Я позвал в труппу Бориса Плотникова, любя его по работам в том же Театре Армии.

Ольга Яковлева, любимая мною издавна, одна из чудеснейших моих партнерш по спектаклям в Театре на улице Чаплыгина, также органично влилась в труппу. Она, как говорится, была поддержана мною в момент ее жизненной беды. Когда ушел из жизни Анатолий Васильевич Эфрос, Оля какое-то время жила во Франции и, вернувшись обратно, была принята, кажется, в Театр Маяковского, но оказалась невостребованной… Точнее, люди из этого театра не желали видеть ее уникальность. То есть не желали искать то, что, кроме нее, никто не мог бы сыграть. А у меня такое свойство есть, как мне кажется.