Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

Я думаю, что Женино развитие требует, может быть, серьезной литературы. Пробивающей до слез, а не только приводящей к слезам от смеха. И большой работы над той литературой, которая его возбуждает.

Писарев получил от меня предложение обратиться к сказке Ершова «Конек-Горбунок». Моя любовь к Ершову началась с детства, когда я слушал, как замечательный мхатовский актер Дмитрий Николаевич Орлов читал эту сказку по радио. Последний наш фильм с Володей Храмовым, где уже я читал «Конька-Горбунка», работа на радио, пластинки – это все в прошлом, сейчас речь не об этом. Я добивался создания в Художественном театре достойного, яркого, веселого и интеллигентного спектакля для детей.

Пьеса создавалось долго: театр вел последовательную работу с братьями Пресняковыми на протяжении целого года, пока наконец на свет не появился удовлетворяющий обе стороны вариант.

Поставленный Писаревым спектакль «Конек-Горбунок» за время господства в нашей стране «капитализма с нечеловеческим лицом» стал практически первой дорогостоящей работой Художественного театра для юного зрителя, соответствующей «стандартам первого сорта» и «хай-класса». И несмотря на то, что стоил он почти миллион долларов, спектакль оказался столь успешным, что оправдал затраты чуть ли не за полгода.

Еще один детский спектакль, но с несоизмеримо более скромным бюджетом – «Белоснежка и семь гномов», поставленный Михаилом Мироновым в сезоне 2011/12, оправдал себя даже меньше чем за три месяца.

Затем в МХТ появился молодой режиссер Антон Яковлев, сын артиста Юрия Яковлева. В сезоне 2008/09 он специально для Михаила Пореченкова поставил «Крейцерову сонату» по повести Льва Николаевича Толстого – хороший, серьезный, значительный спектакль, пользующийся настоящим зрительским успехом.

В том же сезоне Кирилл Серебренников сделал «Трехгрошовую оперу» Бертольда Брехта с Константином Хабенским в главной роли.

Безусловно, не слишком мне близкий, не слишком любимый мной автор был взят в значительной степени потому, что режиссера Серебренникова чрезвычайно занимала возможность удовлетворения чисто интеллигентского интереса к немецкому писателю и драматургу, помноженная на отчаянные выкрутасы в сценическом оформлении. Времени с момента премьеры спектакля прошло достаточно много, и я могу сказать, что спектакль занял свое место в репертуаре. Это спектакль достаточно раскованный, очень затратный, но в каких-то отдельных своих местах, безусловно, впечатляющий. Что, собственно, впоследствии и подтвердил наш психически здоровый зритель, реагируя не всегда так, как хотелось бы, но вместе с этим оставаясь довольным тем, что и он «причастился».

Подготовительный период к спектаклю «Трехгрошовая опера» был длительным. Велись переговоры с Обществом Брехта, долго не дававшим театру права на постановку. И когда меня спрашивают, почему я как художественный руководитель все же дал согласие на сценическое воплощение Брехта, я говорю, что мне довольно близка формулировка «великого кормчего» Мао Цзедуна, говорившего: «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ».

Я не могу сказать, что Серебренников занимается в этом спектакле эксгибиционизмом, нет. Он довольно смело следует своему замыслу освоения этой драматической литературы. Оно не всегда бывает победным, но тем не менее оно честно, не блефует, не выдает себя за нечто другое. Хотя, по моим ортодоксальным вкусам, вполне традиционный, чтобы не сказать ретроградный, спектакль самого Бертольда Брехта с Вольфом Кайзером в главной роли был мне в каком-то смысле милее. Может быть, потому, что я его видел первым, раньше нашего.

Сезон 2009/10 стал в Художественном театре сезоном русской классики. Увидели свет и «Дворянское гнездо», и «Иванов», и «Обрыв», и «Женитьба», и «Васса Железнова». Я бы не стал категорично отдавать пальму первенства и влюбленности зрительного зала этим работам.

Но начать нужно все-таки с неудачи. Что бы ни происходило, театр обязан сохранять способность трезво оценивать происходящее. С одной стороны, не допуская головокружения от успехов, с другой – не предаваясь отчаянию, потому что живой театр, на мой взгляд, – это всегда езда в незнаемое.

Расскажу об откровенном поражении сезона 2009/10, катастрофическом в том смысле, что оно было столь зримым и столь очевидным для всех, что говорить об этом можно совершенно свободно. Спектакль «Иванов» режиссера Юрия Бутусова был методологическим фиаско и, главное, подтвердил лишний раз, что насилие, производимое нашей режиссурой над замечательной драматургией, может обернуться твоим же собственным поражением. Потому что классики, особенно такие (а Антон Павлович Чехов для меня самый интеллигентный и самый выдающийся русский писатель), мстят за себя жестко и недвусмысленно. Все те психофизические упражнения, которые позволил себе режиссер, в результате обернулись последовательной утратой живого интереса зрительного зала к происходящим событиям, потому что после второго самоубийства героя было ясно, что оно повторится еще и еще раз, поскольку актов четыре, и если в двух оно уже состоялось, то как всякое закономерное действие оно обязательно случится еще дважды. Вот такой немотивированный пересмотр Чехова, не добавляющий, на мой взгляд, ровно ничего к познанию смысла этой драмы, дал мне категорическое право снять спектакль с репертуара. И поставить на этом точку.

Спектакли «сезона русской классики» получились разными.

Трудно спутать методы, по которым создавался спектакль «Васса Железнова» с безвременно ушедшей в октябре 2012 года Мариной Голуб в заглавной роли – дебют на сцене Художественного театра режиссера Льва Эренбурга. Я был очень впечатлен его спектаклем «Гроза» в Магнитогорском театре. Оправдывая все мои ожидания, примерно с этими же приемами, Лев Эренберг, он же Эренбург, расправился и с драмой Алексея Максимовича Горького. Люди рассматриваются им в минуты крайних душевных стрессов. Иногда это было стопроцентным попаданием, иногда процент попадания был несколько меньшим, что, впрочем, не убавляло ни таланта, ни энтузиазма, с которым актеры участвовали в создании этого спектакля, а впоследствии и в его жизни на сцене. Он пользуется в своей работе «этюдным методом». Некоторым актерам это не очень нравится, но Лев Борисович достаточно последовательно прививает эту технику. И создает вокруг себя какую-то команду актеров, которые его метод и понимают, и принимают. Так возник недавно в постановке Эренбурга спектакль «Преступление и наказание»: то, что казалось экспериментом в горьковской «Вассе», в спектакле по Достоевскому обрело привычные ожидаемые черты.